– Народ, как насчет остаться ненадолго после уроков за плохое поведение? – внезапно спрашиваю я. Дергаю головой в сторону двери и встаю, оба встают следом.

Дежурный по классу выкрикивает какой-то вопрос, типа куда это мы собрались или что это мы делаем, но мы не останавливаемся. Кармель только громко произносит «Ой, шпоры забыла!», когда мы выходим за дверь.

Припарковались на площадке для отдыха на 61-м шоссе, сидим в серебристой «Ауди» Кармель. Я сзади, а они оба развернулись на своих сиденьях, чтобы видеть меня. Они ждут, ждут терпеливо, и от этого еще хуже. Мне бы не помешало, если б меня немного подтолкнули.

– Ты права насчет моих колебаний, – говорю я наконец. – И насчет того, что у меня еще остаются вопросы по поводу ножа. Но в субботу дело было не в этом. Вопросы не мешают мне делать мою работу.

– Так что же это было? – спрашивает Кармель.

Что это было. Даже не знаю. В тот миг, когда я услышал ее смех, Анна встала перед моим внутренним взором как живая, и я увидел все, чем она когда-либо была: умная бледная девочка в белом, облаченная в кровь богиня с черными венами. Казалось, до нее можно дотронуться. Но теперь адреналин схлынул и кругом белый день. Может, ничего и не было. Просто галлюцинации с тоски. Но я притащил сюда Томаса с Кармель именно для того, чтобы все рассказать им, поэтому пора этим заняться.

– Если я скажу вам, что не в силах отпустить Анну, – говорю я, глядя на черные напольные коврики «Ауди», – что мне надо знать, что она обрела покой, поймете ли вы меня?

– Да, абсолютно, – говорит Томас.

Кармель отводит взгляд.

– Я не готов сдаться, Кармель.

Она заправляет золотистый локон за ухо и виновато смотрит вниз:

– Я знаю. Но ты ищешь ответы уже несколько месяцев. Все мы ищем.

– И что? Ты от этого устала? – горько улыбаюсь я.

– Конечно нет, – рявкает она. – Анна мне нравилась. А даже если бы не нравилась – она спасла нам жизнь. Но то, что она сделала, пожертвовав собой, – это было ради тебя, Кас. И она сделала это для того, чтобы ты жил. А не для того, чтобы бродил тут полумертвый, цепляясь за нее.

Возразить мне было нечего. Эти слова быстро и с размаху опустили меня на землю. Незнание, что случилось с Анной, за последние месяцы едва не свело меня с ума. Я успел вообразить все доступные фантазии версии ада, наихудшие варианты ее участи. Легко было бы сказать, что именно поэтому мне так трудно ее отпустить. И это было бы правдой. Но не всей. Дело в том, что Анна ушла. Она была мертва, когда я встретил ее, и я собирался уложить ее обратно в землю, но не хотел, чтобы она уходила. Возможно, способ ее ухода предполагал некое завершение всего. Она мертвее мертвого, и мне следовало бы радоваться. Но я в таком раздрае, что глазки в кучку. У меня нет ощущения, что она ушла. Ощущение такое, что ее у меня забрали.

Минуту спустя я трясу головой и изо рта у меня сыплются спокойные и практичные слова:

– Я знаю. Слушайте, может быть, нам стоит просто на некоторое время остудить пыл? В смысле ты права. Это небезопасно, и я ужасно сожалею о том, что случилось в субботу. Честно.

Они говорят мне не переживать по этому поводу. Томас замечает, что это была ерунда, а Кармель отпускает шутку про загарпуненную щуку. Они реагируют так, как положено лучшим друзьям, и совершенно неожиданно я чувствую себя полной скотиной. Надо привести голову в порядок. Надо привыкнуть к тому факту, что я никогда больше не увижу Анну, прежде чем кто-нибудь по-настоящему пострадает.

Ох уж этот смех! В сотый раз он прокручивается у меня в голове. Это был ее голос; Аннин голос, но звучал он безумно и пронзительно. Почти отчаянно. А может, это просто потому, что я слышал его исходящим из пасти мертвеца. А может, вообще на самом деле не слышал…