Джо буркнул что-то в ответ, но Дженис и Джонатан пожали друг другу руки.

– Приятно познакомиться, – сказала моя соседка.

– И мне тоже.

– Почему вы, ребята, насквозь мокрые?

– Пришлось помочь гусям. Возле студенческого союза гусыня с гусятами пытались перейти дорогу, а люди даже не останавливались!

– Значит, ты выскочила из машины, чтобы им помочь? – переспросила Дженис.

– Конечно. Никто больше не собирался им помогать. – Я повернулась к Джонатану. – О’кей. Теперь ты можешь идти.

Несколько мгновений никто ничего не говорил. Джонатан направился к двери, но прежде чем открыть ее, обернулся и сказал:

– Не забудь завтра захватить куртку. Обещают, что будет еще холоднее, чем сегодня.

– Не забуду.

Шанс, что я все же забуду куртку, был очень велик, ведь организованность была не самой сильной моей стороной. Вскоре после того, как Дженис взяла меня под свое крыло в те ужасные первые дни нашего первого курса, она попыталась помочь мне взять себя в руки и вскоре обнаружила, что я совершенно безнадежна. Моя половина комнаты в общежитии была очень похожа на мою спальню дома. Чистая одежда в одной куче, грязная в другой. Повсюду бумаги. Некоторые говорили, что это походило на хаос, но для меня это был организованный хаос, и Дженис научилась не нарушать его после того, как однажды пыталась помочь мне и сложила мою одежду, пока я была на занятиях. Я была так явно расстроена, что она больше не пыталась.

Я редко думала о том, сочетается ли моя одежда между собой, и забывала, что надо ухаживать за своей внешностью. Дженис смогла убедить меня, что согласованные цвета – это хорошо, и она мягко напоминала мне причесываться, когда я начинала походить на сумасшедшего ученого. Бывали времена, когда я забиралась под одеяло с фонариком и книгой, и тогда Дженис спрашивала, что случилось, расстроена я или подавлена. В конце концов мне удалось убедить ее, что иногда мне просто нужно побыть одной. Оставались вещи, которые сбивали меня с толку, в основном правильные ответы в тех или иных ситуациях в общении, и когда я стала чувствовать себя более комфортно в обществе Дженис, я сама начала спрашивать ее о них.

Жизнь с ней была похожа на ускоренный курс обучения «Как быть нормальной».

После ухода Джонатана я закрыла дверь и села на диван рядом с Дженис.

– Что думаешь?

– Ну для начала он очень вежливый.

– Он сущий ботаник, – сказал Джо.

– Нет, это не так, – возразила я.

– Анника спрашивала не тебя, Джо.

– Держу пари, он просто любит играть в шахматы, – сказал Джо.

– Я люблю играть в шахматы.

Джо фыркнул и бросил на Дженис странный взгляд. Она выстрелила таким же в ответ. Это выражение лица добавилось к каталогу ее выражений недавно, но я знала, что оно означает «Заткнись сейчас же, Джо».

– Почему ты все еще встречаешься с ним? – спросила я Дженис.

Дженис шикнула на меня и потащила на кухню.

– Даже не знаю. Он очень, очень красивый.

– И такой тупой.

– Ну и что. Я же не собираюсь выходить за него замуж.

Был ли Джонатан ботаником? Только то, что у него были короткие волосы и он не занимался всеми на свете видами спорта, еще не означало, что он ботаник. Он был действительно умен, а ум в парнях всегда делал их для меня интереснее, чем они могли бы показаться другим. Кроме того, он был действительно хорош собой, и иногда, когда мы играли в шахматы, я смотрела на него, загипнотизированная тем, какое красивое у него лицо. У Джонатана были самые белые зубы, которые я когда-либо видела, что заставило меня думать, что на вкус его поцелуи будут как мятные таблетки. Поцелуи Джо, вероятно, были на вкус как марихуана и чипсы «Фанюн».