– Я случайно узнал, – честно признался Юрий.
– Но не отказался же. А любит Любаша только тебя. Нешто я старая, век прожила, да не чую. По-прежнему тебя.
– Я знаю, бабушка, – тихо сказал Юрий.
– И Серафим, царство ему небесное, знал это, чувствовал. А сделать ничего не мог. Потому и усох. Я знала, что объявишься. Бог-то, он есть. Ведь и ты ее любишь, дурак и есть дурак. Ее и больше никого. Я это тогда уже знала. Хорошо было вам вместе… Сам-то как жизнь жил? Фима говорил, в другом городе живешь, далече… Женат?
– Да.
– Детишки есть?
– Двое. Мальчик и девочка.
– Здоровы?
– Тьфу-тьфу.
– Ну, и слава Богу. Аленку, дочку свою, зачем найти хочешь?
– Как зачем? Встретиться, объяснить ей все. У нее что-то случилось. Очень серьезное. Иначе бы она не ушла. Ей помощь нужна.
– Думаешь, простит? Примет?
– Не знаю. Честно, не знаю.
– Никто не знает. И она сама не знает. От тебя теперь все зависит. Найди ее. И я спокойно умру. Грех сними с меня.
– Как ее найти? Где? Зачем она сюда приезжала?
– К отцу Михаилу она приезжала.
– К отцу Михаилу? Кто это?
– Батюшка наш. Священник.
– Она приезжала к священнику?
– Да.
– Но зачем?!
– Что-то важное хотела ему рассказать.
– Они встретились? Рассказала она ему это важное?
– Да. Плакала она потом. Собралась и сразу уехала. Ничего мне говорить не стала… Отец Михаил потом приходил сам, искал ее. Но Алены уже не было…
– Где найти вашего отца Михаила?
– Как где? В храме. Если там нет, дом его покажут тебе. Там недалече. Все, иди. Покормить бы тебя надо, да некогда тебе… Поторапливайся.
Она повернулась к иконе в углу комнаты, перекрестилась:
– Ну, теперь я и умереть могу спокойно…
Да, ему надо было торопиться – загадка Аленкиного исчезновения должна была вот-вот раскрыться. Но Юрий не удержался и завернул на Тополиную поляну.
Он не стал заезжать на саму поляну, остановил машину на повороте, а дальше пошел пешком. Погода окончательно испортилась, ветер стал сырым и холодным. Небо потемнело, вот-вот должен был начаться дождь. Он был здесь всего один раз. Тогда, накануне выпускного вечера, его сюда привезла Люба. Был июнь, самый разгар лета. Они всю ночь провели здесь, на этой травке-муравке. Люба иногда бегала домой, приносила то молоко, то горячих булочек. Ночь была жаркой, и они купались в темной и очень теплой, прогретой за день протоке.
Он и сейчас не замечал ни ветра, ни сырости. Бродил по той самой травке-муравке и только сейчас начинал понимать, что именно тогда и только тогда он был по-настоящему счастлив. И больше такого с ним никогда в жизни не повторялось…
В храме отца Михаила не было. Только две пожилые женщины мыли полы.
– Вы свечку хотите поставить? Проходите…
– Нет-нет, мне отец Михаил нужен. Хотя… Да. Продайте мне свечку.
– Батюшка уехал. А староста, брат Евгений, сейчас подойдет. Подождите.
Юрий не знал ни одной молитвы. Но сейчас, после разговора с бабой Гутей, понял, что должен поговорить с Богом. Только не знал, как. Ну, раз принято ставить свечку, значит, надо поставить свечку.
Он зажег свечку, поставил ее рядом с другими, постоял молча. Перекрестился вроде правильно, справа налево. Что надо делать дальше, он не знал и решил подождать старосту на выходе.
А возле выхода из храма, в небольшом «предбанничке» – Юрий не знал, как называется это помещение в храме, не «сени» же – он увидел фотографии. С одной стороны висел стенд с расписанием служб, расценками на требы и другой информацией для прихожан. В том числе с текстами молитв.
«Сразу надо было сюда подойти».
А с другой стороны – стенд с фотографиями. Своего рода «стенгазата», посвященная главным этапам строительства храма.