Состояние угнетения и подавленности долго не проходило. Ни походы к врачам, ни визиты друзей Алёши не поднимали настроение. Тусклый цвет лица и безразличный взгляд ребёнка пугали родителей; они не знали, как вернуть сына к прежней жизнерадостности. Врачи каких-либо функциональных нарушений не обнаружили. Обследование специальной аппаратурой установило активацию нейронов в коре головного мозга. Подобное возбуждение, как правило, стабилизируется с уменьшением и окончательным исчезновением стрессового воздействия на мозг. Все ждали улучшения.

Развлечения, которые придумывались для него, сладости, любимые им прежде и заботливо поставляемые не скупящимися сейчас родителями, – хотя в повседневности они экономили, – не радовали и не выводили Алёшу из заторможенного состояния. Только однажды узнав, что к нему хочет прийти тот самый друг Дима, которого он безуспешно искал и так и не нашёл в саду, сын оживился и попросил мать не мешать им.

Дима пробыл у Алёши полчаса. Провожая его из квартиры, Соня обратила внимание, что мальчик уходит сильно опечаленным. «Бедные дети, – подумала она, – как остро переживают болезнь друга». Ей невдомёк, что опечален он совершенно иным. Об их разговоре она не могла знать. А если и узнала бы, всё равно ничего не поняла. Что можно понять из мальчишеского диалога:

– Где ты прятался в тот день? Я тебя искал повсюду…

– Я не прятался. Меня там не было.

– Как не было? После считалки вы все побежали прятаться в саду…

– Я побежал в дом. Мне приспичило, я побежал мочиться.

– Значит, тебя в саду не было?.. Всё произошло по твоей вине! Я искал тебя… – Алёша выкрикнул эти слова со злобой, испепеляя друга враждебным взглядом.

– Что? Я виноват, что ты упал в обморок? Что ты несёшь?! Я вообще не в курсе, что произошло тогда. Придурок!

Дима выскочил пулей из квартиры, хлопнув дверью. Злость, досада, непонимание друга разозлили его, причиняя нестерпимую боль. Как же так! Пришёл навестить, а получил незаслуженное обвинение.

Пропив назначенные врачом таблетки и немного окрепнув, Алёша вернулся в школу. Одноклассники обрадовались его приходу, но вскоре стали замечать, что друг их изменился с недетской силой. Прежде общительный и весёлый, мальчик превратился в настоящего буку – подолгу молчал, неохотно отвечал на вопросы, а учительниц окидывал неприлично фотографирующим взглядом, словно хотел что-то понять или выведать нечто важное для него, дойдя до такой дерзости, что сверлил их глазами, словно буравчиком, пытаясь сквозь одежду увидеть то, что скрыто от посторонних…

Дома вёл себя неоднозначно. С матерью он дружил всегда, между ними тянулась не заметная стороннему взгляду нитка, и нитку эту он ощущал постоянно, как некое упругое и живительное соединение своего пупка с материнским, и знал, что она эту нитку тоже чувствует, оттого и тон его с ней, впрочем, как и её, отличался им обоим присущей чувственностью, которая может быть у любящих людей, понимающих друг друга без слов. Это биологически родственное притяжение усиливало тягу взаимных сердечных отношений, что, однако, а он это знал точно, не всегда бывает у самых что ни на есть кровных сердец. Утробная жалость, смешиваясь с любовью к матери, скрывалась в нервных волокнах этой животворящей чувственной нитки.

Её никогда не было к отцу. Между ними не существовало такой нитки. Было сыновнее подчинение старшему, умному, мужественному, перед которым проявлять свою оголённую любовь не хотелось, напротив, желание походить на отца заставляло мальчика скрывать истинные чувства, чтобы не выглядеть, как ему казалось, слабаком. С взрослением сына тайное обожание могло трансформироваться в надёжную и ясную дружбу. Сильный и уверенный в себе мужчина вызывал в пацане гордость от того, что у него крупный, весёлый, общительный отец, такой компанейский и заводной, часто напевал песенки, правда, порой скабрезного характера, временами доводящие маму до колкостей в адрес мужа, так как она боялась дурного влияния непристойных текстов на сына. Но на мальчика их шутливая перепалка нагоняла безудержный смех. И всё заканчивалось к общему удовольствию миром и фольклорными шутками-прибаутками. Отец умело переводил стрелки. Думалось, так будет продолжаться вечно.