Однако Соня долго не появлялась. Исчезла, словно сквозь землю провалилась… Набожная Мария тайком от мужа крестилась, приговаривая «свят, свят, свят»,.. и места себе не находила. А вдруг… Ох, придут же мысли в голову!

Однако на звонки никто не отвечает. Пойти к ней она не может – после болезни не рискует выйти из дома. Остаётся ждать. Бегство Сони из их дома – чета и мысли не могла допустить возможность полного разрыва – каждый вечер обсуждала с мужем. Он приходил с работы, (трудился Антон в конструкторском бюро в должности ведущего специалиста) отдыхал, – покой мужа она оберегала, – и только тогда Мария заводила разговор о подруге.

Антону перевалило за полтинник. Его внешний вид соответствовал возрасту, прописанном в паспорте, и особых нареканий у близких не вызывал, впрочем, как и особого восторга.

Внешность среднестатистического мужчины Поволжья. Простое лицо славянского типа, с есенинским цветом глаз и с такой же лёгкостью в движениях и нраве, как у любимого поэта, но ничего общего ни с поэтическим даром, ни с бурной жизнью баловня судьбы и женщин; телосложение эндоморфное, со слегка округлившимся в последние годы животом, как говаривали местные женщины – прогонистый (11). Из средней статистики, по определению степени чувств, если бы таковая имелась, выбивался удивительной особенностью – пылкой, почти юношеской любовью к жене. И Мария любит мужа. Такого ещё поискать!

С первых дней и поныне, несмотря на стаж семейной жизни длиною почти в три десятка лет. А он пламенность чувств к единственной женщине, приправленную нежностью, перенёс и на дочь. Что ещё надо для счастливой жизни…

В маленьком городке они считались образцовой семьёй, примером для подражания и поводом для зависти. Нередко нерадивым мужьям соседские женщины бросали упрёки: «А вот посмотри на Антона, всё для семьи – золото, а не мужчина…»

Вредными привычками, вроде курения и пагубного принятия на грудь ни от безделья, ни от занятости не увлекался и не одобрял, а вот часами копаться в каком-нибудь конструкторе и решать головоломки – его стихия. С Марией жили дружно, за всю совместную жизнь это, пожалуй, единственный случай, когда их как следует тряхнуло. Вот только Агата оказалась слабым звеном их дружной семьи.

Рассуждая на эту тему, Антон пришёл к выводу, что случившееся с их дочерью иначе чем завистью богов не назовёшь. Слишком гладкая жизнь у них сложилась! И вот, зигзагнула! Создателю ведь ничто человеческое не чуждо: в нём самом столько человеческого, сколько в человеке божественного. Имеет право тряхнуть их семейку как следует с целью проверить её на прочность. А там видно будет. Распорядятся ли они божественным в себе или человеческое возьмёт верх – решится по ходу действий и в силу способностей каждого участника.

Ах, Агата, Агата, что ты наделала – с горечью продолжает молчаливый разговор с дочерью в то время, пока руки вычерчивают на ватмане очередную деталь. Чего ей не хватало… И тут же представляет Агату, склонённую над ребёнком.

На той неделе она привезла малышку показать родителям. С умилением рассматривали розовые ручки, ножки, забавное личико младенца, позабыв о неприятностях, свалившихся им на голову. У Марии вообще затрепетало сердце при виде розового комочка; волнуясь и дрожа от чувств, с такой бережностью и трогательностью обращалась с малышкой, словно та была фарфоровой.

Эти мгновения счастья переносили их в пору, когда появление такого же крохотного существа в их жизни сулило вечное счастье. Интересно, что идеализм молодости семейной пары не «разбился о быт» при входе в зрелость. И с возрастом не исчез до конца. Не эта ли генетическая особенность, сущностью которой является чистота восприятия жизни, передалась дочери, трансформируясь во вседозволенность в ней, и упование родителей на её разум, что не подведёт он в случае необходимости, что подскажет в нужный момент правильность шагов; и не по причине ли их либерального взгляда на её воспитание приходится пожинать горькие плоды…