Пароход проплыл мимо дебаркадера и пошел в город.

Утром Васькин отец отправился на дебаркадер разбираться. Ничего из этой разборки не получилось – еще хуже стало, чуть не подрались. Тогда отец подключил к решению проблемы хозяйку Людмилу – к нему она относилась с симпатией: кокетничала, строила глазки. Да только и поход дочери к суровому ее папаше ничего не дал – ответ был один: «Он никуда отсюда не уедет!»

В тот же день на клубе поселка вывесили объявление, что вечером будет выступление знаменитого гипнотизера Вольфа Мессинга. Артисты приехали на «финлянчике», и пароходик пришвартовался прямо в ремонтных доках затона. Отец Васьки ходил туда, чтобы договориться о возвращении в город с ними, но оказалось, что артисты назавтра пойдут вниз по реке, в Работки.

А поселок тем временем просто с ума сходил – чего только не говорили про этого артиста: что приехавший Мессинг гипнотизировал и Сталина, и Гитлера. Народу в клубе вечером набилось столько, что и на полу сидели. Васька с Вовкой тоже – на корточках, у самой сцены. Конечно, Мессинг для начала сидящих в зале загипнотизировал – все уснули. Один пятилетний Вовка не спал, он смотрел на чародея с открытым ртом. Потом еще были разные фокусы и чудеса. А когда после окончания сеанса зрители, отхлопав ладони, стали расходиться, Вовка поднялся, подошел к сцене и громко сказал Мессингу:

– А я знаю!

– Что ты знаешь, мальчик? – спросил Мессинг.

– Знаю все!

– А как мою помощницу зовут?

– Эсмеральду, что ли?

– Да!

– Тетя Таня.

– Ну а знаешь, например, где я родился?

– В деревне, – ответил Вовка, – там говорят не по-нашему.

Вольф Мессинг удивленно посмотрел на Вовку.

– А в какой день я родился?

– Во вторник, – уверенно произнес Вовка.

Мессинг ненадолго задумался и, уже с серьезным интересом посмотрев на Вовку, спросил:

– А ты здесь с кем?

– Со старшим братом.

– Поговорить бы мне с тобой надо, мальчик.


Из клуба братья отправились прямиком на дебаркадер. Лукич стоял у перил под тусклой лампочкой, обмотанной проволочной сеткой, жевал потухшую папиросу и смотрел в черную воду. Ребята направились к нему, шкипер конфликт с их отцом никак не связывал с ними самими.

– Иван Лукич, а ты почему в клубе не был?

– Я фокусы не люблю и не верю в них.

– Напрасно. Хочешь – я тебя загипнотизирую? – спросил Вовка.

– Это как?

– Садись на скамейку. Я сейчас скажу «спать», и ты уснешь.

– Прямо, – ухмыльнулся Лукич.

– Не прямо, а криво, – произнес Вовка и, широко открыв глаза, уставился на шкипера.

Тот, уже отбросив исслюнявленную папиросину, покорно уселся на лавку.

– А теперь спи, наш дорогой Иван Лукич, – Вовка несколько раз развел руками в стороны, и шкипер, свесив голову в капитанской фуражке, покорно заснул.

– Беги за папой, получилось, а я здесь на атанде постою, – прошептал Вовка брату.

Васька бросился домой.

Артисты пришли садиться на свой «финлянчик», уже пришвартовавшийся к дебаркадеру, когда Вовка дежурил около спящего Лукича. Он радостно бросился им навстречу, крича:

– Дяденька артист, у меня получилось!

– Что получилось? – спросил у мальчика великий иллюзионист.

– Я сделал это, он заснул, – и Вовка показал на спящего Лукича.

– Идите, садитесь. Я вас догоню, я на минутку, – обратился артист к своим спутникам, уже поднимавшимся по шатким сходням на борт.

Он обнял Вовку за плечи и шепотом, чуть дрожащим голосом сказал:

– Тебя как зовут?

– Вовка.

– Пойдем, Володя, на корму или на нос: не поймешь тут. Я хочу попросить у тебя об одном одолжении, – он сел на ржавый чугунный кнехт, двумя руками взял Вовку за плечи и, старательно глядя своими блестящими черными глазами в широко раскрытые Вовкины, продолжил: – Я прошу тебя об одном: никогда не пользуйся своим даром. Забудь о нем. Потеряй его, если сможешь. Поверь мне: я загубил свою жизнь, я испытал столько горя в жизни, а виной тому такой дар. И если он откроется в тебе, как и у меня, тебя ждут большие несчастья. Запомни, что я тебе сказал, и поверь мне. Я хочу для тебя только счастья и добра, – артист сжал Вовкины плечи, встал и поторопился за своими коллегами.