У Вовки с детства были определенные способности, удивительные способности: он знал! Знал то, что знать нормальному человеку было просто невозможно. Знал, что, где и когда произойдет, безотносительно к тому, надо ли ему это знать! Бабушка и родители замечали эту Вовкину особенность, но значения ей никогда не придавали. Эти способности у Вовки утвердились лет в пять, после того, как он прилюдно удивил мировую знаменитость. Потом как-то все забылось. Но Василий помнил об этом всегда.

Он позвонил брату, которому и рассказал о неприятном инциденте, не в шутку его, Василия, а уже по-настоящему разволновавшем.

– Подожди минутку – я подумаю, – буркнул в трубку сонным голосом брат. А потом лениво и уверенно произнес: – Ложись спать. Я знаю! У нее все в порядке. Завтра она придет и все забудет.

Василий сразу как-то успокоился и лег спать.


Давным-давно, в раннем детстве Василий и Вовка с их бабушкой отдыхали в затоне Калинина, там родители снимали им на лето дачу. Затон Калинина – это и деревня с коровами, курами и утками, и одновременно завод с мастерскими, рабочими, электриками, мотористами, где ремонтируют пароходы зимой, а иногда и летом они ломаются. Тут тебе и вся дачная жизнь с грибами, ягодами, рыбалкой, купаньем, и сельсовет есть с красным флагом на крыше, и клуб с танцами и самодеятельностью, и столовая, и магазинчик-сельпо. А еще раз в неделю «плавучка» приходит – это такой магазин на воде, баржа-самоходка, где можно купить вино, водку, иголки, нитки, одеколон или сушеный фруктовый чай в брикетах и прочую чепуху. Есть в поселке и футбольное поле настоящее, с воротами, где иногда играют настоящие футболисты в футболках с номерами и бегает судья со свистком. В клубе раз в неделю кино показывают, иногда даже профессиональные артисты из города приезжают.

Завод с мастерскими – в затоне, там старые пароходы на берегу ржавеют, деревянные баржи догнивают. А селение на реке, на берегу Волги стоит. И дебаркадер есть – бревнами, закопанными в песок, прижатое к берегу эдакое речное судно без права передвижения. Иногда к дебаркадеру пристают белоснежные большие пассажирские пароходы. Тогда спускаются по шатким сходням с занозистыми перилами прогуляться по песочку, по берегу дамы в шляпках из соломы, в крепдешиновых платьях: пройдутся, купят у местных старух газетный кулек с малиной или черникой, а у пацанов вяленую чехонь и – назад, на палубу, и дальше, до Астрахани.

Это городские дебаркадеры были двух- да трехпалубные, с ресторанами да с комнатами отдыха, да со шторами, да с занавесками. А в деревне дебаркадер что: в трюме уголь или канаты такелажные, в комнате ожидания три лавки, на одной из которых постоянно спит местный пьяница, комнатка шкипера, в которой не повернуться, и куб с кипятком. Кипяток на дебаркадере был всегда, круглосуточно. Еще на дебаркадере круглосуточно – шкипер, который жует потухшую папиросу и тягает изредка свою зыбку в надежде выловить плотвичку или сорожку. И сушатся-вялятся эти просоленые рыбки, подвешенные гирляндами на веревочке.

Старший на дебаркадере – шкипер Лукич. Он в годах, в деревне у него большой хороший дом, а сам живет на воде. На войну Ивана Лукича не взяли из-за сухой ноги, а так в молодости он был очень даже справный мужик: в лес ходил, сено косил, дрова колол, избу ладил. И семья хорошая была: жена Анна Ивановна – умница, дочка Людмила – красавица. Да только разладилось все в какой-то момент из-за самого обычного самовара.

Повезло Людмиле. После войны замуж непросто было выйти, мужиков не хватало, а ей повезло: свой, деревенский, на заводе в затоне мотористом работает, на войне танкистом был, вернулся с орденом на груди. Свадьбу настоящую справили: с плясками, с непотребными частушками, самогонкой. Да только когда перебираться в новый свой дом к мужу Людмила стала, и на телегу взгромоздили сундук с приданым, которое ей мать накопила – подушки, простыни, наволочки, подзоры и прочую мелочь, – села молодая на крыльцо и заплакала: