Я же почти взяла у него в рот.

Никогда раньше об этом не думала. Скорее, вообще игнорировала данный вид отношений между мужчиной и женщиной. Но в тот момент мне казалось это настолько правильным и естественным, что голова до сих пор идет кругом.

Это все, конечно, наркотики. Что-то, что вызывает подобные, свободные мысли и желания.

Неправильные. Порочные. Грязные. Тогда почему же внутри живота снова зреет это ощущение тянущей боли, и почему и без того влажные складки кажутся мокрыми.

Я протянула руку вниз, и тут же одернула.

Нет. Так нельзя. А грудь. Соски до сих пор ноют после его крупных пальцев. Таких жестких и строгих одновременно. Сейчас я понимала. Это наказание. Не будь я девственницей, он бы взял меня прямо там. Насадил на кол и окончательно заставил бы потерять разум.

Раньше я даже не трогала себя никогда, только вот сейчас захотелось. Понять, что же хотело в тот момент мое тело. На что оно способно? Кроме того, как быть облеванным тем, кого я любила.

Мысли о самоудовлетворении напрочь выжигают воспоминание об Андрее. Как он мог? Накачать меня и пытаться взять силой!

Как он мог так поступить с моими чувствами? Как, как…

Так и повторяю себе это, пока ложусь спать. Пока думаю, а волнует ли Бориса Александровича мнение окружающих. А стал бы он брать женщину силой?

А во сне я снова у той стены. Снова отбиваюсь от насильника, снова кричу. Особенно, когда он дергает мои волосы, задирает мою голову и жадно касается шеи губами. И я сквозь страх и слезы слышу душок запаха настоящей кожи в автомобиле и цитрусовые нотки.

И уже вместо того, чтобы оттолкнуть, обнимаю широкие плечи. Пробегаю пальчиками по воротнику почему-то влажной рубашки и снимаю ее с него. Хочу ощутить его таким вот. Обнаженным. Первобытным. Настоящим зверьем. Хочу попробовать на вкус его поцелуй. Хочу, хочу…

Он отрывается от моей шеи, смотрит в глаза, и я кричу от страха, потому что его глаза остекленелые. Мертвые. Пустые.

И тело его красивое все в крови. И он падает, а я не успеваю отцепиться. Падаю за ним, прижатая к груди в пропасть. Туда, выхода откуда не находил никто.

На утро открываю глаза резко, когда слышу настойчивый звонок в дверь.

На пороге комнаты появляется заспанная мама, коротко машет мне рукой.

– Опять отец ключи забыл? Да иду, я иду! – кричит она, а меня после сна холод мертвенный не отпускает. Поднимаюсь с постели и вспоминаю, что отец точно взял ключи. Я сама положила ему их в карман.

– Мама! – хочу выйти из комнаты, но что-то твердое толкает меня назад. Хлопаю глазами, ничего не понимая.

– Поаккуратнее, – слышу голос начальника городского отделения милиции, по совместительству лучшего друга отца. – Это тебе не шлюха привокзальная. Привет, Нинуль.

Он виновато снимает кепку, вытирает пот со лба, пока толкнувший меня офицер держит меня на мушке Калашникова.

Пот стекает по спине, и я перевожу взгляд левее, на кровать сажусь.

– Дядя Яша, что случилось-то?

– Да опусти ты уже его, – дергает ствол вниз дядя Яша. Ну или Железнов Яков Витальевич. – Нин. Ты это… Когда Андрюху последний раз видела.

По голове словно булавой бьет. Болеть начинает нещадно. А что сказать? Что изнасиловать пытался? А что потом? Вряд ли Борису Александровичу нужна огласка.

– А что случилось? – в свою очередь спрашиваю я, и сотрясаюсь всем телом. Душа вместе с потом стекла вниз и уже обосновалась в пятках.

– Ты вопросом на вопрос не отвечай! – рявкает офицер, но Яков Витальевич его осаживает.

– Рот закрой. Говорить будешь, когда я разрешу. И вообще! Выйди! – офицер молодой, мне незнакомый, нехотя выходит, бросая на меня неприязненный взгляд. – Нина, Андрея когда последний раз видела?