Она взяла серебро из рук Марка, нежно придержав его ладонь в своей, и взглянула ему в лицо с ласковым ожиданием – сверху вниз: она оказалась, ко всему прочему, несколько выше его ростом. Ему вдруг захотелось потереться носом о ее пахнувшую булкой щеку, но он, конечно, сдержался.

– Может быть, ты когда-нибудь сможешь прийти еще? – мучительно краснея, спросила Юлия.

– Если Юнона будет расположена к нам, – пошутил Марк.

– Я буду еще молиться и схожу с жертвой в ее храм!

– Тогда я – в здешнюю таверну. Чтобы тебе вновь пришлось чистить мою тогу.

– И согревать тебя… – прошептала Юлия, – Марк, я нисколько не…

– Прощай и – спасибо, – прервал он ее и вышел.

Настроение было на удивление хорошим. Давно Марк не испытывал в душе такого радостного подъема и бурляще-свежих чувств. Он зашагал по залитой утренним солнцем улочке, теперь уже не казавшейся ему столь убогой, как ночью. Даже эти невзрачные тесные домишки, кособоко ютившиеся справа и слева, не удручали своим видом. А попадавшиеся навстречу люди сплошь казались прекрасными.

Прогромыхала тележка – это тащил на рынок свой немудреный товар зеленщик. Он шел, не сутулясь, крепко ухватившись за ручки своей тележки, а проходя мимо, сделал полшага в сторону, чтобы не задеть Марка, да вдобавок подмигнул по-дружески. Марк, приостановившись, с удовольствием проводил его взглядом. Потом вздохнул полной грудью – утро было бодрящим и пахло свежей петрушкой и теплым хлебом. На мгновение Марк даже закрыл глаза и улыбнулся: «Положительно, сегодня должно произойти что-то отрадное!» И яркое синее небо, и эти живительные утренние запахи, и радующие своим видом прохожие – все вызывало приятные эмоции и обещало впереди удачу.

Он оглянулся на дом Юлии, на ее окно. Оно было все еще закрыто ставнями. Она не захотела смотреть ему вслед? Что ж, и хорошо. Но прежде чем свернуть за угол, он все-таки помахал напоследок рукой в сторону ее окна.

«Знакомство с этой женщиной ничего для меня не значило, и я быстро выкинул ее из головы. Готовился я в этот день к совершенно иной встрече. Встрече, о которой давно мечтал, – с Публием Сципионом. Нет нужды объяснять тебе мою восторженность и преклонение перед этим человеком!

Я доверил тебе все свое отчаяние из-за невозможности получить добросердечные наставления и уроки от собственного усыновителя – думаю, теперь более чем понятно мое упование на того, с кем советуется, можно сказать, весь Рим, на Публия Сципиона. Ты полагаешь, что я был чересчур самонадеян? Да, Сципион не наставник мне, не учитель – и никогда бы не стал им: слишком разные у нас с ним путь и судьба. Так что я соглашусь с тобой – я был самонадеян. Кроме того, смело добавлю, что, несомненно, был еще и глуп: лишь по пути на званый обед («Вот удача, что не позже!» – слышу я голос Валерия) я понял, чего, собственно, хочу от Сципиона, какого именно совета ожидаю. Но боги ли были щедры ко мне в тот день или звезды расположились на небосводе благоприятно, но мои надежды на беседу с великим цензором Рима невероятным образом оправдались. Хотя я до самого последнего мгновения боялся, что вмешается злой рок и все сорвется…»

– Ты идешь на обед к Гнею Домицию? – похоже, Луций был чем-то задет.

– Я приглашен. Вместе с Валерием.

– Кто ожидается из гостей?

Словно из опасения сглазить мероприятие и вспугнуть богов удачи, Марк для начала перечислил имена тех, к кому питал мало интереса, и лишь в конце назвал Публия Сципиона, его друга Га я Лелия, а также поэта Люцилия.

– Угу, – буркнул Луций, – в молодые годы в своем кругу они звались Сципион-насмешник и Лелий-мудрец. Хорошо. Ступай.