– Можно, только вот плата будет соответствующая. Не у каждого есть возможность расплатиться.

Филипп опустил глаза, понимая, куда она клонит.

– И не каждый готов расплатиться, даже если у него есть возможность, – добавила девочка.

– Ты слишком много понимаешь…

– Лишнее, – пожала плечами Алиса.

– Нужное.

– Вам легко говорить, ведь по утрам вас в детстве будила мама. А я не познала такого удовольствия…

– Как давно ты одна? – осторожно спросил Филипп. Психолог порекомендовала ему не тревожить девочку вопросами о семье. Это причиняло ей дискомфорт.

– Вы не хотите этого знать, – улыбнулась Алиса, поправляя кролика на коленях.

– Хочу… – подумав, ответил Филипп.

– Нет, не хотите. Когда узнаете – будете жалеть меня. А я и так слишком жалкая для вас сейчас…

– Глупости.

– Вы так считаете? По мне, это не глупости…

– Давай ты мне расскажешь всё, что считаешь нужным.

– Меня зовут Алиса, – усмехнулась девочка.

Филипп улыбнулся ей в ответ. А Алиса продолжила:

– Я живу в своём мире, который ещё не познал, что такое любовь человека. Я живу в этом мире со своим зайцем. У нас тут взаимная любовь. Он любит меня, я люблю его. Мама бросила меня, даже не услышав моего первого слова. А ведь оно шло из глубин души. «Мама», – прошептала я, а её не было рядом. Не было рядом никого, кто смог бы научить жить. Но жить нельзя научить. Однако это я узнала позже, когда с тоской смотрела на проходящих мимо людей и понимала, что никому из них нет дела до меня. Быть может, была бы нужна кому-то, если бы не мой заяц… Но я не могла его бросить. Он так нуждался в защите. В защите нуждалась и я. Только вот некому было её обеспечить. Нет, я не всегда жила на остановке, где нам довелось познакомиться с вами. Но лучше бы я всегда была там, чем в том месте, куда меня определили. Только не гневайтесь… Я сбежала из приюта. Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я покинула те стены. Да и меня уже давно считают без вести пропавшей и не трясутся обо мне. Я вот теперь только одного боюсь – как бы вы не передумали оставить меня себе.

Филипп тяжело вздохнул:

– Оставляют себе только животных. А ты человек.

– Я должна гордиться этим?

– Ты должна уважать себя.

– За что?

Мужчина потёр переносицу. И вроде бы она многое понимала, но он боялся сказать то, что причинит ей страдания. Он боялся говорить с ней серьёзными словами. Так и этак обходил глубокие темы, а она цепляла именно такие своими бескорыстными вопросами.

– Хотя бы за любовь к своему зайцу.

– За эту любовь меня будет уважать мой заяц, – улыбнулась она и прижала к себе игрушку.

– И когда ты собирался мне об этом сказать? – Вера за рукав затащила Филиппа на кухню и прикрыла дверь.

– Смотря, что у тебя на уме, – устало ответил Филипп.

– Так у тебя много тайн от меня?

– Да. Я же ужасный муж.

Вера кинула на стол чёрный конверт и с жалостью посмотрела на Филиппа.

– Ты не должна была рыться в моих вещах, – строго ответил мужчина, заметив, что конверт всё-таки был распечатан.

– Я должна знать, что ты…

– Прекрати! Ведь я даже сам не осмелился распечатать его по одной простой причине! – повысил голос Филипп.

Вера присела, закрыв лицо руками. Она плакала беззвучно. Она всегда плакала беззвучно. Вне зависимости от того, к какому разряду принадлежали слёзы.

– Я не хочу знать, насколько серьёзна моя болезнь. Я не хочу знать, от чего я умираю. Я хочу быть счастливым. До конца.

Вера не переставала плакать.

– Прекрати реветь! Я не заслужил жалости! – Филипп схватил конверт со стола и вышел из кухни. Впервые за всё время сорвавшись на Веру. До этого он всегда терпел её истерики. Её слёзы никогда не трогали его.