– Так точно, господин подъесаул! – Андрей Петрович, подхватив шутливый настрой, жестом пригласил к машине. – Извольте. Доставлю с ветерком!

Валентина помогла мужу сесть сзади, а сама плюхнулась рядом с гостем. Он повел машину и сразу же признался:

– Хоть и вызвал ты меня, Ваня, по горькому поводу, а все равно приятно. Соскучился по родине.

– По какому поводу? – оглянулась казачка. – Прямо чудеса! Они всё знают, а я как дурочка.

– Не дуй в уши! – огрызнулся супруг. – Привыкла орать… Мы с Андреем должны теткино наследство поделить. Поровну. Я узнавал у юриста, когда в больницу ездил.

Андрей Петрович переключил скорость, разгоняя машину. И не заметил, как Валюшка налилась вишневым соком, созрела в гневе.

– Понятненько… А какое отношение Андрей к тетке имеет, если век не видал, не кормил, сранки не замывал? – вновь обращаясь к мужу, выпалила казачка. – У меня ты спросил, – я твоя жена?!

– Угомонись! Дюже расхрабрилась…

– И ты, гостечек, хорош! Глаз не казал, а за добычей явился. А еще детей в школе благородству наставлял!

– Мне это наследство не нужно, – успокоил ее Андрей Петрович. – Я приехал, чтобы оформить его на Ивана.

– Встряешь в казачьи разговоры… Шмонька! Костылем перетянуть? – возмущенно рявкнул и заворочался позади Иван.

– И перетяни, поглядим, что будет… – бесстрашно отозвалась Валентина.

До самого дома ехали молча. Высадив жену и приказав ей готовить обед, брат попросил «мотнуться по делам».

– Не обижайся. Валька у меня шалопутная, с одного оборота заводится. Ну, да бес с ней! Отобедаем, а водочка сама, как говорится, надоумит… Помнишь, где Майский? За двадцать верст отсюда. Теткино подворье вряд ли кто купит. Разве беженцы с Донбасса… Наоборот, оттуда съезжают. Заколачивают хаты…

– Это за Бирючьим логом?

– Чуть дальше.

– Я хотел порыбачить там. С ночевкой.

– Лады! Побуду с тобой, но только дотемна. Укол нужно делать. Да и культя подкравливает, зараза. Перевязываю…

– К нотариусу утром махнем. Управимся за день?

– Как обернется.

Свернули в проулок, как указал брат, к частному магазинчику. Узнав, что гость на понюх не выносит спиртное, Иван огорчился, но «чекушкой» всё же запасся. Долго выбирался, гремя костылями, покупал, вновь садился в машину. И, усевшись, вздохнув, стал говорить о наболевшем.

– Кто знал, что такое случится? Видно, гульки отозвались. Я меры ни в чем не знал! Сил, казалось, – на сто лет… Атаманом меня выбрали. С трудом расшевелил казачков. На язык они все герои, а на дело – не дюже. Пытался установить у нас казачье самоуправление. Тогда такое веянье было. Но сверху наложили лапу, игры с возрождением казачества кому-то надоели. И ляснулись наши надежды на льготы, как коренным жителям, на кредиты для развития сельхозпроизводства. Поставили в один строй со всеми! А можем мы, полуграмотные в экономике люди, тягаться с менеджерами? С акулами бизнеса? Уходит земля наша казачья из-под ног. Теряем ее навсегда. И не знаю, Андрей, что делать… Я в Афгане полгода оттянул. Один раз вляпались в окружение. Сначала страх окатил, а когда в бой вступили, озлобление взяло, одно желание – убивать… И все же была в душе вера, что вырвемся… И вырвались! А сейчас? Неопределенность во всем. Запор какой-то. Возьми нашего Васина. Думает он о благосостоянии района? Свой карман набивает! И помогает обогатиться вышестоящим чиновникам. А мне что, пожизненно биться? Никто не хочет атаманить. Никому этот крест не надобен!

– Сложи полномочия. Нога не зажила, а ты воюешь.

– Уберем кукурузу и подсолнух, расквитаемся с долгами и выйду в отставку. Шацкая, бизнесменша наша крутая, обещала помочь. Мы кредит в ее банке брали. Единственная, кто делает что-то для людей. И женщина такой красы, что… Если бы таких больше было… Устал я бороться, братка! Пойду сторожить на стройку комбината. К немцам в плен, прости Господи… – брат хохотнул и крепко выругался…