Боже, куда ее несет? Неужели я похож на идиота?
Кстати. Предки подарили Оле квартиру просто потому, что дочка захотела свой угол в центре столицы. По факту она могла здесь жить на постоянке только с первого курса института, но девчонке было плевать. Она использовала свои квадратные метры как хотела, не боясь получить нагоняй от вечно занятых родителей.
Вы понимаете, куда я клоню? Оля очень настойчивая девочка, так что сейчас самое время сваливать.
- Мне пора, - жестко обрубаю я девчонку, совершенно не обращая внимания на недовольство в ее глазах.
Я ей ничего не обещал. Никогда не объявлял нас парой. Не приглашал на свидания. Не делал сюрпризов и не дарил подарков. Я ни делал для нее ни хрена, чтобы она любила меня. Потому что мне не нужна была ее любовь. Но, Пушкин был прав, черт возьми! И вот итог.
- Ну, Стас, ну останься хотя бы до вечера!
Перспектива – так себе и может вызвать передоз с осложнениями. И я уж было хотел поставить ее на место, но не успел. В этот момент из сумки послышался громкий звук моего телефона. Достал гаджет – Толмацкий.
- Я отойду? – кивнул на балкон.
- Валяй. Но только скорее возвращайся ко мне, - и Оля тут же очаровательно надула свои губы.
Разговор был коротким и по существу. Опять я немного налажал с поведением в школе. Но, что, скажите, мне делать? Как выпускать пар? Рябова уже не помогает, другие тоже. Да что там, давайте смотреть правде в глаза, они и не помогали никогда, от слова «совсем». Так, лишь бы позлить одну невозможную блонду.
Пообещал исправиться. Уже, казалось бы, в сотый раз. Сан Дмитрич не поверил, только сделал соответствующий вид. Распрощались и я вернулся в комнату.
А там картина маслом.
Рябова и мой дневник.
- Как это мило! Ты прямо поэт, - ядовито потянула Оля, хотя и я видел, что ее подбородок дрожит от еле сдерживаемых эмоций, - пока ты говорил, я даже выбрала тут одно стихотворение и оценила его по достоинству.
Я в сладком дурмане.
Нежно и страстно.
Твои руки на мне – смертельно опасно.
Под высоким напряжением.
Синхронно. В унисон.
Ты стала моим наваждением.
Жадным, порочным сном.
В оковах любви к тебе – страшно и прекрасно.
В мои глаза посмотри – все по ним ясно.
Любить и мечтать – в одиночестве чужого города.
И всего одно желать.
Тебя. Одну. Без повода.
Я даже перебивать ее не стал. Опершись о косяк плечом, просто слушал, когда она закончит кривляться и саркастически выплевывать из себя слова, что предназначались не ей. Но если посмела сунуть нос туда, куда ее не просили, то пусть вкусит сполна. Мне надоел этот цирк.
- Ты все это время писал ей стихи? – всхлипнула Рябова.
- Ну, как видишь, - подошел я к ней и резко выдернул из ее рук толстую, почти полностью исписанную тетрадь.
- Ты идиот? Ты думаешь, что нужен ей? – заорала девчонка и из глаз ее хлынули злые слезы, - Ни хрена это не так! Она тебя за кусок дерьма считает! Ясно? Она ненавидит тебя! Органически не переваривает! Ты для нее пустое место!
- Я понял с первого раза, Оль, не нужно мне разжёвывать, - закинул я дневник в сумку и двинул к выходу.
Рябова тут же посеменила за мной.
- Ты понимаешь, что это значит? – семимильными шагами переходила на ультразвук Рябова, пока я обувался.
- М-м? – посмотрел я на нее и сам от себя ужаснулся.
Что я, черт возьми, делаю рядом с этой девчонкой?
- Между нами все кончено! – но, вопреки тому, что она сказала, Рябова подошла, прислонилась к входной двери и развела руки в стороны.
- А между нами никогда ничего и не начиналось, Оля, - спокойно выдал я и занялся шнуровкой второго кроссовка.
- Может нормально поговорим? – неожиданно перешла она на спокойный тон.