– Так, надо, пожалуй, Зулечке позвонить, – взмахивает рукой Джастина, имея в виду свою десятилетнюю дочку, которая получила травму при рождении и осталась инвалидом из-за халатности акушерок, неправильно принявших роды.

– Привет ей от меня передавай, – киваю с улыбкой и поднимаюсь, чтобы пойти помыть руки. – Я скоро, – показываю глазами в сторону санблока.

– Конечно, – соглашается приятельница и мгновенно пропадает для всего мира, услышав голос родного ребенка.

Не признаюсь даже себе, но по-доброму завидую Джастине, потому что у нее есть с кем разделить тепло души, о ком заботиться, есть тот, кто любит ее, к кому она бежит домой, сверкая пятками, кого балует вкусными завтраками, и кто дарит ей волшебство улыбки.

Кук – вообще молодец, она – боец, пример настоящей сильной женщины, не опустившей руки, когда судьба дала ей тяжелейшее испытание болезнью дочери. Она справилась, пережила годы, когда они вдвоем с Зулей, не имея ни одного родственника, перебирались из одной клиники в другую, надеясь на поправку, и даже смогла финансово встать на ноги, устроившись удаленным редактором в небольшой только развивающийся журнал, который за несколько лет шикарно раскрутился и стал очень популярным изданием.

За своими мыслями успеваю посетить санузел и вымыть руки, а когда выхожу в коридор, сама не понимаю, как в кого-то врезаюсь. Точнее, это меня чуть ли не сносят с ног, проносясь мимо.

– Извините, – пищу, испуганно прижимая руки к груди, где заполошно стучит сердце, и оборачиваюсь вслед высокому мужчине в длинном темно-сером плаще.

Удивляет не столько его бескультурье и то, что меня и мои слова попросту проигнорировали, сколько факт, что он направляется не к центральной двери, через которую в кафе попадают все посетители, а в сторону черного хода, куда бегают на перекур официантки.

– Хам, – выдаю в след грубияну, а потом прищуриваюсь и внимательнее рассматриваю исчезающую в дверях широкую спину.

Меня не покидает уверенность, что я знаю этого человека или точно где-то видела.

Вот только кто он и откуда, никак не могу сообразить.

Ладно, мысленно отмахиваюсь и возвращаюсь за столик к друзьям.

Если что-то важное, всплывет в памяти, когда переключусь на что-то иное, как очень часто и происходит.

– О, Лина, вы с Марко на пару что ли руки мыли? – хихикает Джастина, переводя взгляд с меня на Милса, усаживающегося за стол и смотрящего на меня чуть напряженно.

– Нет, – мотаю головой. – Мы не виделись, но вот один ненормальный чуть меня с ног в коридоре не снес. И даже не извинился, поросенок. Странный, конечно, тип.

– Да забудь, – отмахивается Марко, кивая на официантку с полным подносом, что направляется в нашу сторону, – смотрите лучше, каких я вам вкусностей заказал. Пальчики оближете.

– Уверена, что так и будет, – согласно кивает Джастина, потирая ладошки. – Я голодная до жути. А тут так классно готовят, у-мм.

– Кстати, я твоей кнопке заказал шоколадные маффины с собой на вынос, принесут, когда будем уходить.

Смотрю на приятелей, и проблемы с печалями будто немного отступают, потому что вот она жизнь. Она не закончилась, а продолжается. Люди флиртуют, ухаживают, переглядываются, влюбляются.

За черной полосой обязательно придет белая. У всех.

И у меня тоже. Особенно, когда судья вынесет приговор.

– Кстати, девчонки, я вам скажу одну убойную тайну, но только по секрету, так что, тс-сс! – жестом показав, что стоит придвинуться ближе и слушать внимательно, сообщает нам Марко, когда мы допиваем напитки и отодвигаем посуду, собираясь уходить.

– Ух-ты, секреты? Обожаю их, – потирает ладошки Джастина.