Но возвращаюсь к тому «предотвращенному» побегу из «Печатников». Очень скоро порции сплетен и новостей на данную тему сложились в цельную картину. Некий заключенный Елагин, «бээсник», шел по делу о «черном риэлторстве». А это означало, что в деле были трупы. То есть обвиняемому грозил двузначный срок как минимум. Или вообще – пожизненное. Елагин решил сбежать. Найдя помощников с воли. И очень простым способом – его должна была вывезти из СИЗО поддельная конвойная машина с ряжеными конвоирами. По фальшивым бумагам. Что в теории, пожалуй, вполне осуществимо. За день в одни только суды из изолятора может вывозиться до шестидесяти-восьмидесяти человек. И еще по следственным кабинетам или другим надобностям – до двадцати-тридцати человек. И еще этапируемые. Не забываем о других въезжающих и выезжающих машинах: с продуктами и товарами из магазинов, почтовые фургоны, «скорые помощи»… В общем, на то, чтобы полноценно «пробить» документы каждого вывозимого заключенного, просто нет ни времени, ни человеческих ресурсов.

Но как говорят, этот Елагин кому-то проболтался о грядущем побеге. Был пьян? Идиот? Неизвестно. Но проболтался. А тот, кто услышал, пошел и «настучал». И люди в форме решили взять его «тепленьким» при выезде из СИЗО. И взяли.

Тамара еще рассказывала, что в «больших камерах» девчонки, у кого были смартфоны, посмотрели о побеге видеоновости. И заметили такой нюанс: машина, на которой вывозили заключенного, не была полицейской. А это происходит в редчайших случаях – один на много сотен – чтобы машина, на которой вывозят заключенного, была обычной, гражданской. И на борту такой машины, как правило, находятся фсбшники…

Спустя какое-то время мы, гуляя во дворике, услышали, что в соседнем отсеке находится парень, участвовавший в этом побеге. Он громко перекрикивался с кем-то из третьего дворика – и стало ясно, кто он и за что сидит. Так мы узнали новые детали того побега.

Оказалось, что этот наш новый сосед – был как раз-таки помощником Елагина с воли. Он организовывал автотранспорт и так далее. И теперь сам оказался на «шестерке». И ему грозит «до трех лет лишения свободы». А самого Елагина в спешном порядке перевели в другое СИЗО. А еще в этой компашке была девушка, но ее даже не стали арестовывать. Но как в итоге закончилась вся их история, я не знаю…

…И вот после такой невероятной заварухи дежурка Рената находит у меня листок с теми записями. И я понимаю, что в свете «елагинского» побега бумажка с позывным «Пермь», с описанием «единственного открывающегося на спецблоке окна» выглядит очень подозрительно.

Я умоляющим голосом прошу Ренату вернуть мне листок или порвать его тут же, при мне. Рената с каменным лицом сворачивает его вчетверо и кладет к себе в карман. Я слезно прошу никому его не передавать. Она машет рукой – иди, мол, вперед.

Я иду в камеру, приготовившись к самому худшему. Меня слегка потряхивает. Я кляну себя на чем свет стоит: «Как я могла забыть про эту бумажку! Они же теперь невесть что подумают! Что же будет?! О-о-о!..»

И я даже не вспоминаю про свои рисунки, засунутые за раскладушку. Захожу в камеру, как во сне. И все как на духу описываю девчонкам. Но что они могут мне сказать? Впервые у них соседкой художница, решившая показать миру жизнь в СИЗО, впервые они в такой ситуации, когда эта дорожка свернула немного не туда…

«Они могут сделать что угодно!» – сказала опытная Тамара. Но они – то есть люди в форме – поступили, как обычно. Через полчаса пришли с обыском. Выходя из камеры, я спросила Васю: «Это же не из-за меня? А?» Он буркнул, пряча глаза: «Нет, нет, не из-за тебя! Иди давай!» Тогда я поняла – да, из-за меня…