И глазами впился:

– Я предупреждал, Диана! Не будешь послушной, грохну.

Серые бездушные глаза впились в мои. Глотаю воздух, как рыба на суше. Я никогда не встречала таких жестоких мужчин.

Или это не предел? Или это были мягкость и великодушие – оставить меня в живых?

– Не касайся… меня, – издаю хрип.

– Я сам буду решать, кто может касаться твоего тела. Сегодня это буду я. А не будешь слушаться…

Эмин замолчал. Но я поняла, чем закончится эта фраза.

Отдаст своим собакам на растерзание – тем троим, что хотели поделить меня.

– Жить захочешь, будешь со мной. И спать, и любить. Чего глаза распахнула? Не сейчас. На ноги поставлю сначала…

Я замерла в его тисках. Убедившись в том, что я успокоилась, Эмин отпустил мои щеки. Но руку с живота не убрал.

Прячу от него слезы. А я размечталась… о принце на белом коне.

По итогу получила палача на машине цвета грязного асфальта.

Л-и-т-р-е-с.

На Севере мы пробыли еще неделю. Зрение вернулось, раны затянулись, синяки пожелтели. Я встала на ноги.

За это время мне покрасили волосы и заставили надевать вещи, которые мне не принадлежали. Эмин, сам того не зная, вернул мой родной цвет волос, решив сделать меня брюнеткой. Мое тело давно не принадлежало мне – он делал с ним, что хотел.

Я перестала узнавать себя в зеркале. Из Тумановой Дианы я превратилась в незнакомку на пару лет старше.

А в день, когда я встала на ноги, Эмин велел собираться и сказал, что мы уезжаем.

С этими словами он схватил ключи от машины и собрал мои вещи. За неделю, проведенную в квартире его друга, я поняла, что спорить с этим человеком опасно, а еще одну пощечину получать не хотелось.

Он коротко попрощался с Андреем, поблагодарив его за молчание, взял меня за руку и повел на выход.

С этого дня моя жизнь не принадлежала мне. Садиться в его машину было страшно, но вставать в позу было еще страшнее. Я все еще помнила его отрезвляющие пощечины.

Он усадил меня на переднее, пристегнул ремнем и заблокировал двери.

Заблокировал, словно я действительно могла сбежать.

– Куда мы поедем?

– В мой дом. На юг.

Я громко сглотнула и схватилась на ручку двери. Костяшки побелели.

И вцепилась в него затравленным взглядом. Не обращая на меня внимания, Эмин завел двигатель. Хозяин жизни, которому нельзя перечить.

– Я даже не знаю, кто ты такой… и имеет ли это какое-то значение, если мою маму похитили?! А отца убили!

Эмин поморщился. Разозлить его было несложно.

– Не заставляй меня приводить тебя в чувства, – угроза, – об остальном я позабочусь сам.

– Я не хочу на юг. Здесь мой дом…

– Во-первых, отныне твой дом там, где я. Запомнила?

Я притихла. Спичка вспыхнула – Эмин разозлился.

– И твоя мама на юге. Анархист прячет ее там.

– Почему я должна тебе верить?

– У тебя нет выбора, Диана. Порой мы должны делать то, что нам приказали другие.

Мы тронулись. Мой дом там, где он.

Мой хозяин.

Мой палач.

Мои наручники и цепи.

– И тебе приказали… – шумно сглатываю, – убить меня. Но ты этого не сделал. Ты нарушил приказ этого зверя, да?

Эмин не ответил. Он здесь власть.

– Почему? – на выдохе впиваюсь в его глаза.

– Понравилась ты мне. Для себя выхаживаю.

Я застыла. Продолжать эту тему было страшно.

– Он разрушил мою семью. Он зверь. Но ты ведь другой… Эмин. Пожалуйста, помоги.

– Не лезь не в свое дело.

Я замолкаю. С чего я вообще решила, что Эмин лучше того подонка по кличке Анархист, что украл мою мать и убил отца?

Март провожал нас из Сибири вихрями снега. Я была закутана в мужское пальто в то время, как Эмин управлял автомобилем в одной футболке. Его крепкие загорелые руки были напряжены, а холодный взгляд сосредоточен на дороге. На юге, должно быть, давно наступила настоящая теплая весна.