— Эй! Слышишь меня?! Эй!

Я обхватываю её холодные щёки ладонями, пошлёпываю.

— Приди в себя! Ну же!

М-да. В данной ситуации мои приказы не действуют. Я ведь привык, что мне подчиняются с полуслова.

Пацанка молчит. Я наклоняюсь ниже к её ротику, льну к нему ухом. Кожу щекочет слабое дыхание. Я быстро нащупываю пульс на хрупком, очень тонком запястье, стараюсь осторожно сжать его пальцами, чтобы не раздавить, не дай бог, своей здоровенной ручищей.

Бьётся. Слабо. Нужно немедленно показать её Семёнычу.

Я знаю азы первой помощи. Жизнь заставила выучить. Однажды в полевых условиях мне пришлось самому себе вытаскивать пулю из бочины и штопать рану без анестезии. Жизнь научила, блять.

Я быстро прощупываю худенькую фигурку вдоль и поперёк. Убедившись, что у девчонки нет переломов, я осторожно подхватываю её на руки.

Маленькая. Какая же ты маленькая и невесомая! Когда я вот так прижимаю незнакомку к груди, моё сердце начинает барабанить по рёбрам как ошалевшее. Будто кросс пробежал. На выживание.

Почему? Что за связь странная вспыхнула между нами? Между мной и этим облезлым, по сути, бездомным щенком?

По ощущениям, она весит не больше шестимесячного младенца.

Я кладу девчонку на заднее сиденье тачки.

Что со мной?

Что со мной, блять, сейчас происходит?

Она мусор. Я должен вышвырнуть её на ближайшей помойке и не париться. Но что я делаю? Что?!

Кто бы объяснил. Потому что я, чёрт возьми, не могу найти объяснение собственным грёбаным поступкам.

9. Глава 7.

Гектор

Я привёз замухрышку в свою крепость. Наверное, нужно было швырнуть на порог какой-нибудь больницы? Но мой дом находится ближе, чем любая городская лечебница. Странно, но я действовал спонтанно. Делал то, что первое пришло в голову. В моём особняке в сто раз лучше, чем даже в самой дорогой больнице. И врачу я своему доверяю как богу. Я руководствовался этими выводами.

Семёныч осмотрел девочку.

— Она везучая. Отделалась парой ссадин. В рубашке, что ли, родилась?

— Не знаю, — пожимаю плечами, жадно тараня взглядом неподвижное тельце бродяжки, которая сейчас лежит на моей постели в моём доме. — Я ничего о ней не знаю. Передай Имрану, чтобы нарыл на неё досье.

Докторишка кивает, направляясь к выходу. Я ещё несколько минут стою неподвижно, смотрю на незнакомку, хмуря брови.

Девчонка, значит.

А почему одежда пацанская? Ещё и грязная. Маскировка?

Пришлось переодевать эту вошь прыткую.

Рита. Её переодевала Рита. А я смотрел. И охуевал оттого, как у меня член в штанах дёргается и рвётся. Встаёт. Дубиной острой. Рвёт штаны и ноет от желания жёсткого траха.

Я спятил? С каких это пор я стал долбанным извращенцем?

Она же грязная. И бездомная, скорей всего. Но мне показалось, что за этой грязью, я успел разглядеть нечто большее. Волшебный цветок.

Бинты. Рита сняла с худющего тельца бинты, которыми девчонка перетягивала достаточно полную грудь. С острыми, бледно-розовыми сосками-ягодками.

Я не смог спокойно смотреть на девчонку. Кто бы объяснил моё долбанное аномальное возбуждение? Она ведь худая, как палка. И грязная, как подвальная крыса. Бред.

Откланявшись, Маргарита спешно удаляется, переодев девушку в мою рубашку и укрыв её одеялом.

Не проходит и часа, как незнакомка приходит в себя, открывает глаза. А глазищи у неё как камни драгоценные. Большие, синие. Блестящие. И ресницы длинные, чёрные. Она смотрит на меня испуганно, ничего понять не может, хлопает ими, как бабочка крыльями. А я странные противоречивые чувства в груди испытываю. Но, вопреки всему, веду себя в своей привычной манере. Ледяного. Властного. Диктатора. Она должна понимать, что не на курорт попала. А в логово. К зверю. К криминальному палачу. Железному авторитету. И она должна ответить за то, что поцарапала мою тачку.