– Три… четыре!

– Садимся! – подтолкнула Славка Сашеньку, помогла ей сесть на скамейку. – Версия у нас всего лишь одна! Мы защищались! Мы все делали правильно и ни в чем не виноваты!

Уткнувшись в тарелки, девчонки принялись старательно стучать ложками, наверстывать упущенное время.

– Саша! – произнесла Даша, отставляя пустую тарелку. – Нельзя же быть по всей жизни полной размазней! Тебя, Сашенька, бьют, а ты сидишь и размазываешь сопли по лицу! Встань, врежь сама ей по сопатке, чтобы она юшкой своей умылась! Вцепись ей в волосы обеими руками! Выдерни клок!

– Я боюсь! Я не умею драться! – всхлипнула Саша.

– Ничего! – хмыкнула Вика. – Мы тебя драться научим!

– И полгода не пройдет! – хохотнула Ника.


Через пять минут в столовую зашла майор Штерн, она встала за спиной сестренки, быстро выслушала их версию.

– Все так и было? – кинула Леся быстрый взгляд на Кристину.

– Так точно, Леся Павловна! – подтвердила Костенко.

Кивнув головой, майор Штерн подошла к соседнему столику, за которым сидели и две коротко стриженные девицы, внимательно выслушали и их расширенную версию, молча развернулась, пошла к выходу, где уже стоял и поджидал ее Шпак.

– Я своей Славке верю! Она мне никогда не врала! Да и твоя Кристина твердит о том же! – доложила комбат.

– Я и не сомневаюсь, Леся! – усмехнулся Макс.

Нахмурившись, Штерн дотронулась до его руки и сказала:

– Ты должен этих забияк немедленно отчислить! Они затаят обиду и начнут исподтишка гадить нашим девчонкам! Лучше будет, если мы затушим конфликт в самом зародыше!

– Я не могу и не хочу отчислять этих девочек! – глянул еще раз в свой блокнот и поморщился Шпак.

– Почему? – сощурилась непонимающе майор, в упор глядя на Макса. – Что тебе мешает выгнать их к чертям собачьим?

– Они обе приехали к нам из детдома, – пояснил Макс. – Их можно понять. Оправдывать их нельзя, но понять их можно. Я сам переговорю с ними, и все будет хорошо…

Шпак приказал Алену Науменко и Алину Исмагилову привести в штаб, завел их в офицерскую столовую, усадил за один из столиков, поставил перед ними банку сгущенки.

Повернувшись к официантке, он попросил:

– Светлана Петровна, подайте нам, пожалуйста, три чая, хлеб и две, нет, четыре порции масла, запишите все это на мой счет.

Обе устроившие потасовку в столовой стриженые девчонки непонимающе моргали, старательно задерживали дыхание.

– Ешьте! – показал Максим на хлеб, открыл консервным ножом банку со сгущенкой. – Это вам передала Костенко. Зря вы наехали на девчонок буром, надо было просто попросить у них, и они с радостью поделились бы с вами!

– Как же! Поделились бы они! – буркнула Науменко. – Да вам, дяденька, этого не понять! Вы привыкли масло намазывать на хлеб в палец толщиной! Тот не знает жизни, кто детдом не оттоптал от яслей и до самого конца школы!

– А ведь я тоже, Алена, из детдома… – сообщил подполковник, отпивая чаек. – Из Серова, кстати, как и вы! Так что, мы с вами из одной волчьей стаи, одной крови мы все…

– Гонишь, дяденька, фуфло нам кидаешь! – схватилась за пузо, расхохоталась Исмагилова. – Нас на дешевенький прогон за душу не взять! Отчисляй, начальник, а в душу к нам не лезь!

Усмехаясь, подполковник принялся перечислять:

– Может быть, и слыхали, Серафима Матвеевна была у нас директрисой, а Матрена Федотовна ее главной помощницей состояла, помогала Серафиме во всем…

– Глянь-ка, Алина, а дядька не врет! – моргнула озадаченно, посмотрела Науменко на подругу. – Серафима при нас на пенсию ушла, завхозом осталась, а Матрена ее место заняла! Матрена сейчас всем в нашем Эсеровском дурдоме заправляет…

Еще минут пять они втроем вспоминали и перечисляли тех, кого знал подполковник и кого застали девчонки.