– Для американца – да, – огрызнулась я, хоть совсем недавно пикировалась с отцом по тому же поводу. – Иные мои соотечественники на вечеринку ездят за сто миль. И в любом случае, согласитесь, это удивительное совпадение: в такой большой стране, как ваша, – я ткнула пальцем в коровью голову, – мои отдаленные предки, оказывается, жили неподалеку от места, где я живу сейчас.

– Удивительное совпадение, – повторил Жан Поль таким тоном, что я пожалела, что употребила именно этот эпитет.

– А раз это рядом, может, и разузнать про них будет не так трудно. – Я вспомнила, что мадам Сентье советовала мне заняться своей французской генеалогией, так, мол, легче освоюсь в новом окружении. – Можно было просто отправиться туда и… – Я оборвала себя на полуслове. И – что? Что именно я собираюсь там предпринять?

– Заметьте, ваш кузен пишет, что это всего лишь семейное предание, будто ваши родичи из тех мест. А точно никто ничего не знает. Ничего определенного.

Жан Поль откинулся на спинку стула, щелчком выбил из пачки сигарету и быстро чиркнул спичкой.

– К тому же о швейцарских предках вам теперь известно многое, даже семейное древо есть. Корни прослежены до тысяча пятьсот семьдесят шестого года, мало кто может похвастать такими знаниями. Неужели вам этого мало?

– Нет, но забавно было бы покопаться в старине. В архивы заглянуть, что-нибудь в этом роде. Словом, заняться исследованиями.

– В какие архивы, Элла Турнье? – удивленно спросил Жан Поль.

– Ну, где хранятся свидетельства о рождении. О смерти. О браках. И так далее.

– И где же вы собираетесь отыскать эти архивы?

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Это уж по вашей части. Вы же библиотекарь, не так ли?

– Ладно. – Похоже, ссылка на профессию убедила его. Он выпрямился на стуле. – Начать можно было бы с архивов Менда. Это центр департамента Лозер в Севене. Боюсь только, вы не вполне отдаете себе отчет в том, что такое исследование. С шестнадцатого века сохранилось не так уж много документов. В те времена официальным государственным записям не придавали такого значения, как после революции. Да, церковные книги велись, но во время религиозных войн большинство из них было уничтожено. Особенно это касается гугенотов. Так что маловероятно, что вы разыщете в Менде что-нибудь проливающее свет на историю семейства Турнье.

– Минуту. С чего вы взяли, что Турнье были гугенотами?

– С того, что ими были большинство французов, уезжавших в ту пору в Швейцарию в поисках надежного укрытия либо чтобы быть поближе к Кальвину. А он, как известно, жил в Женеве. Были две большие волны эмиграции: первая в тысяча пятьсот семьдесят втором году, после Варфоломеевской ночи, вторая в тысяча шестьсот восемьдесят пятом, когда возобновилось действие Нантских эдиктов. Об этом вы можете почитать у нас в библиотеке, всю работу за вас я делать не собираюсь, – колко закончил он.

Я пропустила насмешку мимо ушей. Идея заняться изучением той части Франции, откуда произошли мои предки, казалась все более привлекательной.

– Так вы считаете, что имеет смысл заняться архивами в Менде? – с наивным оптимизмом спросила я.

– Нет, так я не считаю. – Он выпустил дым через ноздри.

Разочарование мое было столь очевидно, что Жан Поль нетерпеливо побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Да не расстраивайтесь вы так, Элла Турнье. Познание прошлого – не такое простое дело. Это только вам, американцам, приезжающим сюда в поисках своих корней, кажется, что раз-два – и готово. Вы отправляетесь по тому или другому адресу, делаете несколько фотоснимков, и у вас прекрасное настроение, за какой-то день вы уловили дух Франции, верно? А назавтра вы перебираетесь в другие края, в другие страны, тоже в поисках семейных начал. И так вы присваиваете себе весь мир.