Поднимаясь вверх по бульвару к Сретенке, Пётр вдруг оживился:

– «Аль, а представляешь, какое это место для меня волшебное? Я всю свою жизнь в Москве невольно несколько раз бывал здесь, крутился всё время вокруг – будто примерялся здесь осесть!».

– «Как это?!».

– «Сначала я бывал здесь! – показал Пётр налево на дом № 21 – В московском горкоме и обкоме комсомола! Затем я работал в редакции журнала «Красная молодёжь», потом «Красное студенчество»! А это на соседнем Сретенском бульваре. А направо по улице Дзержинского – совсем близко моя работа! Потому мне и дали здесь жильё!» – сделал Пётр паузу.

– «Мне тогда предложили несколько вариантов на выбор. И я выбрал именно наш дом! А знаешь ещё, почему я выбрал именно этот купеческий дом? Потому, что его хозяевами были выходцы из Серпухова, в котором в итоге наша семья осела после эвакуации!».

– «Здорово! Очень интересно! Ты мне потом как-нибудь поподробнее расскажи!».

– «Хорошо! Обязательно!».

А после обеда супруги сходили в Сандуновские бани, взяв семейную кабинку, в которой хорошенько натёрли друг другу спинки и не только.

Довольные, чистые и всё ещё немного распаренные они вновь поднялись по бульвару до Сретенских ворот, где муж опрометчиво угостил жену другой московской диковинкой – мороженым.

– «Аль, ты только ешь не спеша, маленькими кусочками, и грей их во рту, пока не растают! А лучше всего – лижи!».

– «Как это?».

– «Да языком и губами!»

– «Чудно! Попробую!».

Но по неопытности и из-за тёпла вокруг Алевтина дорвалась, на следующий день всё же отметившись подсевшим голосом и чуть приболевшим горлом.

Ближе к вечеру Кочеты сначала прокатились на трамвае по Бульварному кольцу до Устьинского моста, где наблюдали большое строительство новых корпусов высотного дома, а затем вернулись обратно на Сретенку, зайдя в кинотеатр «Хроника».

В кино оба давно не были, а Алевтина так вообще в настоящем кинотеатре была впервые. Смотрели кинохронику военных лет. Обоих, особенно деревенскую женщину, эти кадры просто потрясли, поразив жестокостью войны.

Они впервые узнали о войне не по радиосводкам, из газет и по рассказам очевидцев, а по документальным кинокадрам. Домой возвращались молча, потрясённые и удручённые.

А в среду супруги Кочеты пошли устраиваться на работу: Пётр – восстанавливаться в МИД, Алевтина – в районный отдел народного образования.

Петра Петровича Кочета, пришедшего в отдел кадров МИД на Кузнецком мосту в своей полевой офицерской форме с медалью «За отвагу» на груди, как и всех своих бывших сотрудников-фронтовиков, встретили радушно. Он написал заявление, заполнил анкету и опросные листы, отдал другие свои необходимые документы, а кадровик попросил его позвонить в пятницу.

А с Алевтиной Сергеевной получилось сложнее. Места для неё в ближайшей к дому 231-ой школе не было. Зато ей предложили место в другой, известной в Москве 243-ей женской школе. Поскольку Петра рядом не было, и посоветоваться было не с кем, она была вынуждена согласиться с этим предложением, хотя добираться до места новой работы от дома надо было с пересадкой на двух трамваях.

Уже встретившись с женой дома, Пётр посетовал:

– «Эх, надо было мне с тобой пойти! Я бы подсказал другие школы поближе к дому, например двести тридцать девятую внизу по переулку!».

– «Петь, зато мне сказали, что эта школа знаменитая и мне будет почётно в ней работать!».

– «Да они могут сказать что угодно! Ну, ничего страшного! Я думаю, тебе всё равно недолго в ней придётся работать!» – нежно погладил он жену по животику.

– «А мне на работу выходить лишь с двадцать шестого августа! Но надо будет завтра съездить в саму школу на окончательное собеседование и оформление» –