Рядом возник Ричард с пивом в руках. Одну бутылку он предложил Янеку, а одну мне. Ян, отхлебнув несколько раз, успокоился окончательно и продолжил.

– Но это привело к печальному итогу – резко упала рождаемость. Хотя чего удивляться, если в детских садах здесь детям читают сказки, как принц влюбился в принца, а принцесса любит другую принцессу, – поляк снова отхлебнул.

– Ты шутишь? Что за бред? Зачем этому учить детей?

– Потому что у власти здесь – уроды. Лисбаккен, бывший министр по делам детей, открыто заявлял, что он гомик, и хочет, чтобы все дети были такими же, как он[2].

– Не может быть…

– Может-может. Это Норвегия, тут и не такое случается. Самое страшное, что демографические проблемы страны правительство решает через эмигрантов. Точнее через натурализацию детей эмигрантов. Желательно, белых.

– В смысле…

– Да. Ты все правильно понял. Создана специальная служба Берневарн, которая отбирает детей у плохих родителей. Отбирает без всяких решений судов и документов, просто по анонимному звонку или заявлению случайного прохожего. Никакой бюрократии, ведь у различных отделений Берневарн имеется план по изъятию и ведется соревнование, кто больше детей изымет. Поэтому причиной лишения родительских прав служит любая мелочь, например то, что ты слишком сильно любишь своего ребенка, или заставляешь его делать домашнее задание.

– Я слышал про такое, но не всё же так плохо?

– Всё еще хуже. Правительство вкладывает в сектор «защиты детей» почти треть бюджета, а это огромные деньги. Крутятся миллиарды евро. Целая структура из частных детских садов и школ, исправительных воспитательных центров, поликлиник, психиатрических лечебниц и просто приемных родителей, которым за содержание ребенка платят приличные деньги. А за содержание детей-инвалидов – платят еще больше, поэтому часто малышей калечат, чтобы заработать. Ну и про традиционную здесь педофилию не забывай. Как говорят в США – ничего личного, просто бизнес, – Ян залпом допил, наконец, пиво, и потухшим взглядом смотрел куда-то чуть выше меня. – Это бизнес настолько прибылен, что его на корню скупил один лондонский инвестиционный фонд, структурное подразделение Bank of America.

– Охренеть…

– Теперь понимаешь, что идти против системы тут очень опасно? Когда крутятся такие деньги – всех несогласных попросту перемалывает. Поэтому мы и вынуждены брать с родителей аванс, для организации похищения детей.

– А зачем вы этим вообще занялись?

– Зачем? – поляк на секунду задумался. – Понимаешь, не ты один понёс утрату. Да, мы знаем о тебе практически всё, что известно полиции, спасибо Люку. Тебе повезло, что ты влез в ту семью, за которой мы уже давно наблюдали. Заказ на Вику поступил месяц назад, и мы тщательно прорабатывали план. А тут появился ты и спутал все карты. Потеряв дочь, ты решился на убийство, мы же пошли другим путём.

– Почему?

– А что изменит убийство рядовых винтиков? Ты убил этих, но их еще сотни тысяч. Всех не убьешь.

– Значит, надо метить в верхушку.

– Ты про Брейвика слышал? – усмехнулся Ян.

– А он тут причём? Он же против исламских эмигрантов выступал?

– Больше верь газетам и телевизору. Если он был против эмигрантов, то почему не убил ни одного из них?

– Не знаю, – честно ответил я. – Этой темой вообще не интересовался. У меня своих проблем в то время хватало.

Ричард вновь выдал нам с Янеком по пиву и устроился рядом с поляком.

– Брейвика в четыре года изъяли из родной семьи, и в четыре же года первый раз изнасиловали. По различным оценкам, до совершеннолетия, он подвергался насилию больше сотни раз.

– А причем тут расстрел какого-то молодежного лагеря?