Но пока ещё только август, и мне всего семнадцать лет. Мои печали постепенно сглаживаются, лечатся тишиной и покоем, и в какой-то момент я понимаю, что эта тишина перестала меня успокаивать, и начинает слегка раздражать. Как я и сказала Роме, здесь абсолютно нечем заняться.
Ну что ж. Новой мечты у меня пока так и не образовалось, зато я твёрдо уяснила, что института не миновать. Первый курс должен быть ужасно напряжённым, так что стоит хорошенько отдохнуть и оторваться этим летом. Нужно возвращаться в город.
И для меня наконец-то начинается лето. Я постепенно осознаю, что мой марафон с поступлением всё же закончился – и закончился моим потрясающим успехом! Я рада и безумно горжусь собой, хотя, пожалуй, самое главное заключается в том, что больше не нужно ничего делать. Не нужно зубрить сутками, не нужно не спать ночами, не нужно нервничать, гадать, как всё выйдет, отказываться от развлечений и вечеринок. Ничего больше не нужно. Я свободна на целый месяц.
И я пользуюсь этой свободой на полную катушку. Сразу после приезда встречаюсь с Ленкой. Я была бы не против погулять и оттянуться в большой компании, но мне трудно даже представить, как теперь смотреть в глаза старым друзьям. При одной мысли об этом меня охватывает дрожь, так что я решаю ограничиться Ленкой. С другой стороны, это даже неплохо. Её родители на даче, так что вся квартира в нашем распоряжении. Мы решаем взять коньячку и поговорить за жизнь.
Я рассказываю ей о Владе и снова плачу. Снова и снова плачу, впервые так сильно, потому что реветь из-за парня на плече у Ромы или у собственной бабушки было бы попросту нелепо. Плачу, пока не начинаю икать. Плачу, пока мне не приходит в голову неожиданная мысль о том, что я оплакиваю не свою любовь к настоящему живому человеку, а скорее свои несбывшиеся мечты. Мысль до того странная, что мои слёзы моментально высыхают. Я решаю обдумать всё ещё раз, потом, на трезвую голову.
Естественно, Ленке я о своих размышлениях не сообщаю, и для неё я по-прежнему безутешна. Тем не менее, алкоголь и потрясающая атмосфера свободы делают своё дело, и мирные бабьи посиделки неумолимо скатываются к трэшу. В три часа ночи мы выходим на балкон, откуда во весь голос орём песни на радость припозднившимся прохожим и на горе Ленкиным соседям. Я совершенно не помню, как засыпаю, и не сожалею ни об одной секунде.
Через несколько дней мы с Ленкой уезжаем в деревню к моей бабушке и проводим там три совершенно волшебных дня. Я показываю Ленке все те места, которые так любила, когда была маленькой. Озеро, где мама учила меня плавать, и высокий железный мост через речку, по перилам которого я не боялась ходить, когда была помладше. Лес, в котором водятся лоси и лисицы, и тарзанку, с которой особенно классно было прыгать в пруд. Заросли дикой малины, шалаш в лесу, построенный собственными руками, и магазин, в котором я воровала конфеты. Вечером мы покупаем пива и устраиваемся на лавочке у дома. Немного подумав, угощаем пивом и бабушку, и она, выпив бокальчик, уходит спать, а мы ещё долго-долго сидим, пьём, разговариваем и смотрим на звезды. У меня странное ощущение: словно я вернулась в детство, потому что уже очень давно мне не было так спокойно и уютно, и одновременно не охватывало так сильно предвкушение будущего.
– Хорошо у тебя здесь, – говорит Ленка. Я думаю, она так считает не в последнюю очередь потому, что «у меня здесь» не нужно прятаться, чтобы покурить, и можно совершенно спокойно выпивать. Но ничего этого я не говорю. Молча киваю и улыбаюсь темноте. Не сговариваясь, мы решаем остаться ещё на один день