Весь этот невероятно долгий мучительный месяц Герд каждый день раз за разом прокручивал в голове все, что с ним приключилось. Он тысячу раз спрашивал Старту, она ли тогда толкала его в воде. Старта в ответ только многозначительно вздыхала и укладывалась поудобнее рядом. После пережитого они стали лучшими друзьями, брезгливость Герда на овчарку больше не распространялась. Теперь она жила в его комнате и спала на коврике рядом с кроватью, днем стерегла овец, ночью – его сон. А Герду каждую ночь снились полеты.

К моменту своего выздоровления Герд сделал несколько умозаключений. Первое, Старта никак не могла его тогда толкать. Она бы просто не успела до него так быстро доплыть. Наверное. Хотя, сколько он провел под водой, Герд в точности не знал. Да и отгрести далеко от берега он не сумел. Но ведь дна он так и не коснулся! Хотя, может, озеро просто глубокое. И все-таки, Старта тащила его за ворот куртки – тот был порван, – а не пинками под зад. Хотя вдруг она сначала просто не могла сообразить, как получше к нему подступиться?

Нет, никто к Герду не прикасался, он бы почувствовал прикосновение, как почувствовал собачью шкуру под рукой. Эти толчки стали результатом его личных усилий! А вдруг все это ему только померещилось, он ведь тонул? Так ведь, на самом деле, не бывает, люди не двигают силой мысли объекты, тем более самих себя. Скорее всего, от шока и удушья у него просто помутился рассудок, и все толчки ему пригрезились.

Но, чем больше Герд над этим думал, тем упрямее отказывался признавать, что мог спятить. Со смерти отца и последующей демонстрации Геры своей полной несостоятельности в качестве матери Герд быстро усвоил, что в этой жизни он может рассчитывать только на собственные мозги и силы. Это хоть и заставило его преждевременно повзрослеть, зато и научило твердо держаться на ногах. Поэтому, если теперь он больше не мог себе доверять, значит, все теряло смысл. И значит, он просто не имел права оказаться сумасшедшим!

В конце концов он так извелся сомнениями, что пришел ко второму умозаключению: чтобы понять, что произошло на самом деле, и обрести покой, погружение необходимо повторить! Решение сильно походило на попытку суицида, учитывая пневмонию и наступающую зиму, да и осуждающий взгляд Старты говорил о том же, но ждать до лета Герд просто не мог. Не мог и все тут. Правда, пока его не выпускали на улицу до окончательного выздоровления, осуществить это все равно было невозможно, приходилось быть паинькой и вести себя осмотрительно. Поэтому Герд всячески старался отвлекаться от навязчивых мыслей на учебу, собаку и невинную болтовню с Олвой.

Когда он уже достаточно окреп, чтобы беспрепятственно разгуливать по дому и даже немного помогать тетке на кухне, та одним вечером после долгих уговоров позволила ему начистить картошки к обеду следующего дня. Сидя, разумеется. Сама Олва занималась форелью, которая планировалась у них на ужин. Тетка была рыбачкой, отсюда и злосчастная лодка, но сегодня рыбу она готовила пойманную не ею. Кто-то из деревенских принес ее в благодарность за помощь, так как Олва одолжила им комбайн. В законности ее действий Герд сильно сомневался, но почел за благо не спрашивать об этом, дабы не быть лишенным милости продолжать восседать на треногом табурете, склонившись над ведром с очистками.

Пока тетка возилась с тушками, Герд молча строгал. Ему хорошо был виден сосредоточенный профиль фермерши. Строгий, прямой. Волевой подбородок, резкие скулы. Сила и уверенность сквозили в каждом движении. При этом большие почти прозрачные глаза смягчали общее впечатление грубости, напоминали, что перед ним женщина. Герд смотрел на нее и думал о том, как она не похожа на свою сестру, его мать. Маленькая, тоненькая, шустрая, черноволосая и кареглазая Гера была полной противоположностью сестры не только внешне.