Махнула рукой, обозначая все вокруг. Вздохнула.

– 12 сомнов, – дождалась оплаты, выдала вежливую улыбку, а потом снова водрузила подбородок на кулак и нырнула куда-то внутрь своего сознания.

На улице было тихо, только где-то вдалеке слышался гул транспорта.

Лира остановилась у подъезда, чтобы поправить лямку сумки, и тут ее взгляд упал на знакомую фигуру. Старик Элиас, который ушел на пенсию чуть ли не в тот же день, когда она начала стажироваться в «ОнейроСети», стоял у ряда контейнеров и поливал ярко-красную герань из поцарапанной зеленой лейки.

Цветы бодро тянулись к свету фонаря, не замечая, что растут посреди города, а не на каком-нибудь идиллическом лугу. Настурции, петуньи, герани – растения выглядели так, словно были участниками конкурса «Ландшафт года». Впрочем, это не удивительно: Элиас ухаживал за ними с завидным упорством последние несколько лет, с тех самых пор, как развелся с женой.

«Каждый имеет право сходить с ума по-своему», – подумала Лира, с улыбкой наблюдая за тем, как старик бережно наклоняет лейку, чтобы не пролить ни капли мимо. Конечно, можно купить билет и скататься в защищенный куполом парк-заповедник. За десяток сомнов – походить босиком по живой траве, сплести венок из одуванчиков, подышать воздухом, полным запахов, пробуждающих чуть ли не животные инстинкты. Лире в таких местах хотелось тянуть в рот все, что видели глаза. Мозг знал, что немытая зелень может быть опасна. А что-то детское внутри разума требовало набить рот травой и листьями и убедиться: они имеют вкус.

Жевать герань у подъезда не хотелось. Она была неуместной, неидеальной и восхитительно, эгоистично живой.

– Лира? – Элиас обернулся, и в его голосе прозвучала искренняя радость, что ее удивило. – Ты выглядишь… ну, не хуже, чем я мог предположить.

– Спасибо, это обнадеживает.

Элиас поставил лейку на землю и выпрямился, насколько позволяли годы.

– Все еще на больничном? – спросил он, рассматривая ее с легкой тревогой, будто проверяя, все ли у нее на месте.

– Пока да, – ответила Лира, пожав плечами. – Медбот считает, что я недостаточно восстановилась, чтобы вернуться к работе.

Элиас хмыкнул и достал из кармана даже не упаковку влажных салфеток – древнюю древность, тканевый носовой платок. Вытер руки.

– Искусственный разум. Он всегда знает лучше, правда?

Лира фыркнула, не скрывая иронии.

– Конечно. Как же иначе. Как поживает герань? – спросила она, кивая на контейнеры.

– Украшаю мир, как могу, – ответил старик, поднимая лейку. – Это, знаешь ли, терапия. Мой психолог считает, что нужно заниматься чем-то реальным, чтобы не потерять связь с жизнью. Иначе начнешь жить в голове, а там, как известно, темно и тесно.

Лира улыбнулась.

– Ну, тебе это, кажется, удается. Цветы выглядят отлично.

– Спасибо, стараюсь, – кивнул он, поправляя один из листиков. – Говорят, мне стоит открыть свой канал на «Садоводе», но я боюсь, что там меня завалят рекламой удобрений.

Женщина засмеялась.

– Теперь я понимаю, почему ты не стал тратить свои дни на сны.

– Ха, сны? – Элиас хмыкнул. – Лира, я уже видел достаточно снов за свою жизнь. Даже искусственный разум не справится со старческой бессонницей. Теперь пришло время делать что-то, что можно потрогать. Но я хотел тебя попросить об одном одолжении.

Она подняла бровь.

– Слушаю.

– Есть один мальчик, сын знакомых. – Элиас замолчал на мгновение, будто подбирая слова. – У него проблемы. Сны. Он не хочет рассказать родителям. Говорит, что они не поймут.

– И ты решил, что я пойму? – Лира скрестила руки на груди, внимательно глядя на него. Тощая сумка хлопнула по бедру.