Ковалёв С. д. – воспитанник:

– В 1980 г. в моей жизни произошло самое волнующее событие послевоенных лет: с разных концов Советского Союза в Хвалынск съехались степенные мужчины и женщины, бывшие в годину войны детдомовцами. Всех нас роднил не только Хвалынск, но и Беларусь, откуда мы были эвакуированы.

На встрече я испытал столько эмоций, сколько не испытывал за всю жизнь. Казалось, это было так давно, что прошлое скрыто где-то за семью замками, и вдруг… Один рассказывает, десятки – плачут…

В дни эвакуации мне было девять лет, а сестренке Нелле, тоже ставшей хвалынчанкой, – пять. К счастью, мы вдвоем после эвакуации оказались в Хвалынске, хотя добирались – порознь. Нас в конце концов в 1944-м судьба свела в один детский дом № 7.

Эвакуация сестренки – намного трагичней моей. То, что я пережил, по сравнению с ее бедами – цветочки, потому и вспоминать не хочется. А она – не перестаю удивляться: как она-то, пятилетняя кроха, устояла!.. Из всего садика, оставшись одинешенькой у сожженного фашистским летчиком железнодорожного вагона, – не растерялась, и это в пять лет!..

Выбралась из кутерьмы, да еще сохранила в памяти кровные фамилию, имя, название родного города и номер своего детского садика…

Сестренка уехала в эвакуацию вместе со своим минским садом № 8. В пути их эшелон дважды оказывался мишенью фашистского летчика. Кончилось тем, что из всего садика она осталась одна. Она настырно лезла в уходящие на восток другие эшелоны.

При приближении к Тамбову девочку допек голод, и, когда поезд остановился на станции, она рискнула – взяла да сбежала из вагона, но сон ее свалил, брякнулась на пол…

Очнулась в поезде. С незнакомыми детьми добралась до Саратова.

В эвакопункте, принимавшем ее, ответила на все интересующие вопросы. Направили в Хвалынск, в седьмой детский дом. А я тоже был в Хвалынске, но в первом детском доме, эвакуировался из Ратомки Минской области с пионерлагерем…

Удивительной была наша встреча в Хвалынске. Сестренка пришла ко мне в первый детдом. Стоим на крыльце, гляжу на нее, явившуюся будто во сне, и не в силах сдержать слезы. Реву!.. А она, словно не младшая, а старшая сестра, – прижалась лицом к моей левой руке и шепчет: «Что плакать, Сёма, встретились, и ладно. Может, еще и маму с папой разыщем…»[45]

Это пока и все, что мы знаем о минском детском саде № 8.

Об этом детском заведении мы тоже долгое время ничего не знали, не было сведений о его военной судьбе. Но отыскалась одна из воспитанниц.

Сморовская Марина – воспитанница минского детского сада № 27. С группой малышей и подростков из Беларуси оказалась на приемном эвакопункте при железнодорожном вокзале Саратова в середине июля 1941 г. Направили ее сначала в Саратовский детский дом «Красный городок», а спустя два месяца оказалась в детском доме № 6 г. Хвалынска.

Вернулась в родной Минск в октябре 1944 г. Десятки лет, до ухода на пенсию, работала телефонисткой на городской телефонной станции.

Сморовская Марина:

– До войны я жила в Минске, ходила в детский сад № 27. Детей из нашего садика на третий или четвертый день войны посадили в товарный вагон. Едва отъехали от Минска, эшелон был атакован немецкими самолетами. По жар!.. Было так страшно: кто успел – выпрыгнул из вагона… Помню, бегу сломя голову, а куда бегу?.. Поймала меня женщина, тащит вновь к железнодорожному полотну. Я с ревом иду за ней неохотно, будто на поводу, и брюзжу:

– Пустите меня, я в лес хочу.

– Там – звери, – пугает меня женщина.

Я в ответ:

– А мне все равно.

Потом каким-то образом я оказалась в военном санитарном вагоне. И тут не повезло. И этот эшелон был разбит фашистскими летчиками. Кто успел – выпрыгнул из вагона, а кто не успел… Я оказалась в числе «счастливчиков».