Наверное, я соглашаюсь потому, что не могу сдержать любопытства. Моя жизнь не слишком богата на события в последнее время. Ну ладно – на самом деле он привлекательный, и выглядит очень прилично. Такие обычно не знакомятся на улице.

Лучше бы просто сделал комплимент и взял телефон, честное слово. Взгляд умный и уверенный, одежда дорогая, но не броская, движения плавные. Он принадлежит к породе редких мужчин-хищников, которые остаются сексуальными в возрасте чуть за пятьдесят.

– Какое необычное имя, – улыбаюсь я, когда он представляется Хеннингом и сразу понимаю, что неосознанно начала флиртовать.

А его ответный взгляд такой, что… блин, обидно. Ласковый и одновременно слегка укоризненный, словно он мой начальник, а я тут нарушаю субординацию. Значит, не зацепила, понимаю я и на секунду расстраиваюсь – зачем тогда звал? Но тут же беру себя в руки и меняю улыбку на более нейтральную и деловую.

– Слушаю вас, – гораздо суше говорю я, но тут подходит официантка, чтобы взять заказ. Выбираю один омлет, и он заказывает мне едва ли не половину меню для завтраков. А себе – только кофе и сэндвич.

Выдержав паузу до того момента, как официантка оказывается за пределами слышимости, он смотрит прямо в глаза и говорит мне:

– Альма, это сейчас покажется странным, но… я – твой отец.

Мое сердце екает прежде, чем срабатывают защитные механизмы здравого смысла. Но потом я как девочка глупо смеюсь, глядя прямо в серьезное красивое лицо:

– Что?

– Это правда.

– Нет, не правда.

Я все еще улыбаюсь и жду продолжения шутки.

– Твою маму звали Татьяна…

– Она давно умерла, – резко обрываю я. – И это не может быть правдой. Я знаю имя своего отца, знала его всю жизнь. Его зовут Сергей Юр…

– Ты знаешь имя бывшего мужа твоей покойной матери, – спокойно утверждает мужчина, сидящий передо ней. – Скажу сразу: у меня нет твердых доказательств. Но просто посмотри на меня внимательно. А потом посмотри в зеркало. Тебе ведь сорок два, верно? Это потому что ровно сорок три года назад я встречался с Таней, и мы были близки.

На него трудно смотреть. Я сама не могу понять, почему теперь держу взгляд опущенным, словно стеснительный подросток. Улыбка сползла. Хочется заорать на него, что да, мне уже за сорок, так что какой тут может быть, к чертям, новый отец?

Но правда в том, что прошлое матери для меня всегда было очень мутным, и отца я не знала. И она никогда не была образцово честным человеком. Могла и приврать.

Внешность Хеннинга в точности такая, как и моя – теперь, когда он обратил на это внимание, отрицать трудно. Тот же оттенок редкого пепельного цвета волос, те же голубовато-серые глаза, и такой же формы. Вот только одна разница: он красивый, а я… просто блеклая.

– И где же вы были сорок два года, позвольте спросить?

Из меня льются саркастичные интонации, но руки, скручивающие салфетку в жгут, выдают. Изнутри начинает потряхивать. Усилием воли прекращает эти движения, я поднимаю подбородок.

– Жил в Москве, как и ты, – спокойно отвечает он. – Я не знал о твоем существовании. Мне очень жаль.

– И как вы узнали? – тихо спрашиваю я, все еще надеясь поймать его на какой-нибудь ерунде.

Хеннинг отводит глаза в сторону, но ни один мускул на лице не дергается. Ответ на вопрос, который я задала, у него есть.

– Я искал твою мать, так и узнал про тебя, – говорит он. – Возраст в документах навел на мысль, а потом просто посмотрел фото и все понял.

– Сколько вам лет? – внезапно осеняет меня. – Вы выглядите едва на пятьдесят.

– Мне шестьдесят три, малыш. Если нужно, покажу паспорт, но он сейчас в машине.

Я смотрю ему в глаза, надеясь, что это как-то поможет определить правдивость его слов, но больше секунды пялиться не могу – обжигаюсь и смущаюсь.