И, главное, Кристоф умел ждать и терпеть. В его ремесле – том, которым он долгое время занимался – терпение было главным. Ничто другое – даже сила, даже ловкость – не значило так, как способность спокойно выжидать необходимого момента. Что ж, навыков он пока не растерял…

Спать пока не хотелось, хоть уже пробило три утра. Кристоф решил почитать что-нибудь на сон грядущий. Взял с полки книгу – Shakespeare, пьеса под названием «MacBeth». Любит он этого драматурга, надо признать. А «Макбет» еще не читан. Он открыл книгу на первой попавшейся странице, и взгляд зацепился за строки из пятой сцены:

Ты ждёшь величья,

Ты не лишён тщеславья, но лишён

Услуг порочности.

Ты жаждешь сильно,

Но жаждешь свято. Ты играешь честно,

Но рад нажиться,

Ты хотел бы взять

То, что взывает: «Сделай – и достигнешь!»

«Как будто обо мне», – усмехнулся граф. Как тут не поверить гаданиям? Только делать и достигать он решил не спеша. В этом был весь смысл.

На следующее утро граф Кристоф принимал у себя Лёвенштерна, которого захотел послать с каким-то незначительным поручением в Рижский гарнизон, а заодно – с личным, в Зентен, передать ответ Карлу. С минуту Ливен осматривал своего подчинённого, постепенно становившегося его «правой рукой» в том, что касается служебных вопросов. Нет, он не ошибся в своём выборе и в том, что не уступил его Пьеру. Весьма толковый юноша. Много болтает – но это на данный момент не является пороком. Когда придет время – будет молчать. Да, и он «свой», из балтов и из родни, что сейчас было для Кристофа немаловажно.

Приказание графа удивило Жанно немало. Он почему-то подумал, что граф замышляет нечто своё. Назавтра Лёвенштерн уже ехал в Ригу, с первым своим поручением вне столицы. Ему по-прежнему не хотелось сталкиваться с Иоганном фон Ливеном, но ныне у него была служебная необходимость, на которую всегда можно сослаться в случае какой-либо неловкости. К счастью, в гарнизоне он самого графа не застал – тот был на маневрах где-то, а «за главного» посадил своего адъютанта фон дер Бриггена, который командовал его штабом. У него он и оставил все нужные рескрипты, и сразу же выехал в Курляндию.

Пулавы, Подолия, апрель 1806 года.

Ответом на послание князя Чарторыйского к императору Александру стал приказ немедленно явиться в Петербург и приступить к своим министерским обязанностям. Адам принес показать это письмо Анжелике, на что она, точившая недавно подаренный дядей кинжал, отвечала:

– Петербург так Петербург. Я еду с тобой.

– Будешь убивать?

– Сначала мне нужно приблизиться к нему. А в Пулавах это довольно трудно, – кратко усмехнулась Анж.

– Может быть, не надо убивать его сразу, – задумался вслух Чарторыйский. – И не своими руками.

– А чьими же? – вскинула на него свои пронзительные глаза княжна.

– Найдём Иуду, – тонко улыбнулся её дядя. – Это проще простого.

Анжелика бросила кинжал в стену и, повернувшись, взглянула на князя.

– Почему ты такой умный? – прошептала она.

– Я не умный. Я просто прожил на этом свете на семнадцать лет дольше тебя, Анж. И знаю – если за столом собирается больше дюжины человек, один из них станет предателем, – он выдернул кинжал, протёр лезвие тряпицей и передал княжне.

– Но кто из них? – спросила Анжелика.

– Нам и предстоит это узнать. Точнее, тебе, – произнес Адам, обняв её.

Анжелика подумала, что нужно немедленно стать вхожей в дом своей подруги. И наблюдать. Можно даже соблазнить графа. А это проще простого. Анжелика впервые возблагодарила природу за подаренную ей внешность. Доротея хороша всем, но у неё грудь как у скелета, бёдра – как у мальчишки, и ноги великоваты – таких редко кто желает. Что ж, княжна будет действовать. И Бонси – так её подруга называет злейшего врага Адама – не заживётся на этом свете.