– Разве рождение ублюдка от того, кому клялся в дружбе – не обида? – на губах у княгини Чарторыйской заиграла ядовитая усмешка.

Анжелика нахмурилась. Она, естественно, слышала разговоры и сплетни. Но желала подтверждения. И да, она вспомнила Елизавету, и огонь ревности зажегся в её душе. В Петербург она хотела ещё и потому, чтобы интриговать против неё. И, в конце концов, уничтожить окончательно. Слава Богу, императрица довольно глупа, и покончить с ней можно быстро – и, главное, бесшумно. Анж знала немало средств и способов для этого.

– История стара, как мир, – продолжала Изабелла. – «Прекрасна королева Гвиневера, прекрасна, но Артуру не верна…» Твой дядя играл роль Ланцелота. А потом сия «королева» родила дочку. И все догадались, кто отец. Как понимаешь, не муж. Девочка умерла через год – очень удачно. Я так думаю, её отравили. А потом, как знаешь, Адама отправили в Сардинию. Всё случилось из-за его неосторожности. И из-за длинного языка твоей матушки.

– Как так? – Анжелика аж присела. Кажется, интрига, о которой она знала смутно, начала обрастать в её глазах деталями.

– А нечего было ей болтать о том, что нынче польский престол нам обеспечен, ибо родилась королевна, – усмехнулась её бабушка. – И в своих письмах что Адам, что Анна были чересчур откровенны. А письма вскрывают и перехватывают. Хитрости не хватило твоему дяде, вот чего…

– Подожди. Но как же два года назад Адам смог стать министром? Если всё было так явно… – начала княжна.

– Стать-то он стал. Но обиды царь не простил. И в самый решающий момент предал его – око за око, зуб за зуб, – произнесла Изабелла, разглядывая свои красивые миндалевидные ногти.

– Смерть ребенка должна быть отомщена, – вздохнула Анж. – Я этим займусь.

– Всегда погибают невинные, – проговорила, словно в сторону, Изабелла.

– Ты говорила, что дочь моего дяди отравлена. Кем?

– А свекровью твоей лучшей подруги, вот кем.

– Она не моя подруга, – Анжелика отвернулась.

– Не торопись рвать с ней отношения, – посоветовала Изабелла. – Если хочешь уничтожить её мужа и весь их род.

Княжна улыбнулась. У неё был свой план мести, но она, как оказалось позже, несколько запоздала с его осуществлением…

Кёнигсберг, март 1806 г.

Война закончилась для Алекса фон Бенкендорфа и его приятелей довольно бесславно, но конец года принёс радости и увеселения, которых они не вполне ожидали. Граф Толстой со своими адъютантами отправился в Берлин, на переговоры с королем Пруссии, и их там встречали почти триумфаторами, несмотря на поражение под Аустерлицем. На столь печальное событие скоро стали смотреть как на «простую погрешность». Русская армия всегда побеждает – так же, как и прусская, кстати сказать – а то, что случилось с ней недавно, – не более чем досадное недоразумение. Отношение короля и королевы Пруссии к российским военным наглядно демонстрировало это чувство. Луиза была, как всегда, восхитительна – женщина-мечта, воплощённая грёза, богиня Фрейя. Все вокруг – даже флегматичный Георг фон дер Бригген и граф Толстой, начальник Алекса Бенкендорфа и Льва Нарышкина, – были немного влюблены в неё. Когда Луиза выезжала в зелёной амазонке с красной отделкой – форменные цвета Преображенского полка – русские войска приветствовали её с ликованием. Алекс был представлен прусскому королю, а потом с головой окунулся в балы и празднования, гремевшие на весь Берлин. Время стояло рождественское. Почти каждая фрейлина, с которой барон танцевал, вручала ему ключ от своей спальни, и поэтому от недостатка женской ласки он совершенно не страдал.

Вскоре после того, как миссия Толстого закончилась, они отправились в Кёнигсберг – «прожигать жизнь дальше», как говорил Нарышкин. К ним присоединился один из принцев Биронов, весьма падкий на выпивку и гашиш, поэтому пребывание во втором по значимости прусском городе оказалось для них весьма весёлым, но разрушительным для здоровья. Лев захворал желчной горячкой, Алекс быстренько проводил принца в Митаву, а сам решил никуда не уезжать, пока друг не выздоровеет.