– Я не знаю, Арин, – честно признался Матвей, понурив взгляд. – Олег назначил следующее совещание через пару дней…

– Но и оно будет бестолковым?

Он кивнул, согласившись с ее правильной догадкой.

– Слушай… – Девушка осмотрелась по сторонам, будто убеждаясь, что их никто не подслушивает. – Я сейчас, возможно, скажу нечто провокационное и, по негласным законам Востока, даже неправильное, но пускай это останется между нами, хорошо?

Матвею ее слова послышались слегка оскорбительным. Как она вообще могла усомниться в его преданности? Он знал ее вот уже семнадцать лет, с тех самых пор, как их отцы стали закадычными друзьями. Помнится, как он еще юношей впервые взял ее на руки и почувствовал невероятный груз ответственности за этот маленький комочек, завернутый в старые тряпки и шкуры. Матвей и сам не знал почему.

Потом она стала расти на глазах. Он приносил ей разные игрушки с захваченных земель, которые удавалось достать во время вылазок. А когда девочка подросла, делился с ней историями о тех далеких землях, где когда-то жили их родители; рассказывал, что там нет снега, а вокруг сплошная зелень и такие большие продолговатые штуки, которые зовутся деревьями. Тогда еще маленькая Аринка ему не верила, хоть и с удовольствием слушала его истории.

Когда ей стукнуло три года, ее мама умерла от тифа. Матвей очень хорошо помнил, как Курт Крюгер тяжело переживал потерю супруги, ища утешения в этой самой мастерской, ремонтируя всякие приспособления. Но со временем не то сильный характер, не то ответственность за маленькую дочь дали ему силы справиться с горем, и через несколько лет мужчина выглядел так, будто в его семье и не произошло никакой трагедии.

Два года назад от рака скончался и Курт, оставив после себя лишь жилой модуль с мастерской и знания, что успел вложить в талантливую голову дочери. Тогда-то Матвей в полной мере примерил на себя роль старшего брата, взяв на себя опеку уже достаточно взрослой девочки.

За это время Арина успела стать для него самой настоящей сестренкой. Порой настырной, грубой, но, несмотря ни на что, крайне им любимой.

– Буду молчать как рыба, – спокойно, хоть и немного задетый, ответил он.

Арина подошла к рабочему столу, облокотилась на него и, побарабанив задумчиво пальцами по одному из ноутбуков, произнесла:

– Это насчет Никиты.

– Вот как, – удивился Матвей. – Наш утренний воришка.

– Да, он поступил чертовски глупо, но знаешь… – она осеклась. – Ох, за такие слова я вполне могла бы пойти убирать дерьмо с ним за пару. В общем, черт с ним… Знаешь, он ведь отчасти прав.

Матвей дал ей несколько секунд в надежде услышать, что она так пошутила. Этого не произошло.

– Ты серьезно?

– Блин, да, Матвей. Ведь его можно понять! Мы и до этого голодали, а теперь так и вовсе снег без соли доедать будем! Зима на носу, а проблема с едой, судя по сегодняшнему собранию, точно не решится к сроку. И только не говори мне, что ты и сам этого не заметил. Короче, если и дальше так продолжится, нам точно всем… – ее так и распирало закончить предложение бранью.

– Не сквернословь, – опередил ее Матвей.

– Да хорошо, хорошо. – Девушка стала ходить взад-вперед по мастерской со спрятанными за спиной руками, явно пытаясь унять свою внезапно нахлынувшую вспыльчивость.

– И что ты хочешь мне сказать этим? – спокойным тоном произнес Матвей, наблюдая за ней.

Она остановилась, тяжело выдохнула и сказала:

– Почему бы нам не обратиться за помощью к прогрессистам?

Матвей долго смотрел на нее не в силах даже рта открыть. Ему вдруг вспомнились слова Олега Викторовича, произнесенные сегодня утром про новое поколение.