Я пришёл в ресторан к восьми часам. Людей в нём было ещё мало. Через затемнённые шторами окна пробивались лучи заходящего солнца. В гардеробе перед входом в главный зал уже зажгли настенные плафоны. Я прошёл в зал. Здесь было тихо. Несколько пар сидели в затемнённых и огороженных барьерами углах. Два молодых официанта скучали у стойки бара. Из кухни слышен был оживлённый разговор двух женщин. Я занял место в одной из кабин и стал изучать меню. Тут же подскочил официант и в ожидании остановился напротив меня. Честно говоря, кушать мне не хотелось. Алия нажарила к обеду беляшей и я в охотку съел их с десяток. Под вечер я напился чая с баурсаками и теперь был сыт. Увидев, что в меню стоит окрошка, я решил всё же заказать себе тарелочку. От жирной еды сушило во рту, и окрошка была бы кстати.

– Порцию окрошки и бутылку пепси, пожалуйста, – заказал я официанту.

Тот быстро что-то черкнул в своем узком блокнотике и тут же исчез.

До отъезда в Германию я несколько раз бывал в этом ресторане. Он был не очень популярен. Серые стены, бедная обстановка, назойливый запах протухшего мяса из кухни, мухи, крошки на полу – так выглядел этот ресторан раньше. Типичная столовая. Теперь же из кухни пахло чем-то вкусным. Вдоль стен главного зала распологались отдельные кабины для гостей. Их деревянные перегородки были украшены резьбой на мотивы казахских сказаний. Мебель из красного дерева, стулья, обитые зелёным плюшем, хрустальные люстры, свисавшие с потолка, еле слышное жужжание кондиционера, праздничная одежда официантов и чистота создавали уют и вызывали доверие.

Официант принёс окрошку в глинянном горшке и деревянную ложку. Вместо хлеба в плетёной корзиночке лежали свежие, только что из тандыра, лепёшки.

Рено задерживался. Зал постепенно наполнялся людьми. В дальнем от меня углу на маленькой сцене появились музыканты, неспеша начавшие расставлять свою аппаратуру. К двум прежним официантам добавились две новые официантки. Они обслуживали столики в зале. Одну из них я знал. Она училась со мной в одной школе. Одно время я ухаживал за ней, но ей в то время нравились другие мальчики. Я с интересом наблюдал за ней из своей кабины. Плотно прилегающая белая блузка красиво обтягивала полную упругую грудь, синяя мини-юбка подчёркивала её грациозную фигуру и приглашала любоваться стройными ногами. Она дежурно улыбалась, принимая заказы, и от улыбки вздергивался нос, а по углам губ появлялись две симпатичные складочки. Когда она, получив очередной заказ, спешила на кухню, я окликнул её.

– Тоня, привет.

Она удивлённо глянула в мою сторону и радостно улыбнулась.

– Не уходи, Эдик, будет посвободней, поговорим.

Рено пришёл на целый час позже назначенного времени. В зале уже играла музыка и несколько пар танцевали. На улице становилось темно и в зале зажглись люстры, но в кабине оставался полумрак. Я задумчиво слушал мелодию старинного танго и не заметил, как пришёл Рено. Он остановился в дверях кабины.

– Эдик, привет. Заждался? Знакомся, Губат.

Я приподнялся и пожал протянутую через стол ладонь. Она была тонкой и мягкой. Её пожатия я почти не ощутил. Молодой человек сел за стол. Ему было не больше тридцати лет. На тонком продолговатом лице сидели модные очки, через которые задумчиво смотрели карие глаза. Чёрные волосы были смазаны какой-то мазью и аккуратно уложены. Лицо гладко выбрито, только над верхней тонкой губой пробивалась двухдневная щетина. В ресторане его хорошо знали. Официант сразу объявился в нашей кабине. Губат что-то сказал ему по-казахски, тот черкнул ручкой в своём блокнотике. Рено заказал гуляш и бутылку коньяка. Я попросил принести мне бутылку пива. Губат всё время молчал. Говорил, в основном, Рено. Он спросил, как мне отдыхается, чем занимается Жора, пожаловался на жару, посмеялся над тем, что меня чуть не убил его завскладом.