…Никакой боли она не почувствовала. Только в ухе вдруг стало горячо и приятно – так горячо, что от удовольствия и тепла она закрыла глаза, – потом что-то полилось, и лилось довольно долго.

– …А вы – обезболивающее колоть! – приговаривал сверху доктор Сергей Семёнович. – Чего обезболивать, там выболело всё давно! Ну, как ты там, маленькая? Терпишь?

– Да мне не больно, – сказала Таша нормальным голосом, – шее неудобно.

– Ну! Мало ли чего неудобно! Сейчас будет удобно! Та-ак, теперь пощиплет маленько…

Щипало тоже не слишком, вполне терпимо.

– А теперь тампончик… Ну вот! И все дела. Конец мучениям. А, маленькая?

Ташина голова вернулась на место. Таша помотала ею из стороны в сторону. В ухе по-прежнему разливались тепло и приятность, и не было ни набата, ни колокола. Видимо, он уехал в тобольскую ссылку навсегда!.. И это было такое облегчение!

Зубы перестали болеть и локти, моментально, как по волшебству!..

– Что ж ты целый день терпела, – продолжал Сергей Семёнович. – Ушная боль, как и зубная, – это дело такое. Само не пройдёт.

– А я думала, пройдёт. – Таша оглянулась на Степана.

Она продолжала держать его за руку и сообразила отпустить только сейчас, когда оглянулась и он ей улыбнулся. Он был бледен нездоровой зелёной бледностью, и когда Таша разжала пальцы, зачем-то понюхал ватку с нашатырём.

– Что? – развеселился доктор. – Страху и на вас нагнал?! Нехорошо?!

– Да что-то не очень, – признался Степан Петрович.

– Правильно сделали, что пришли. А то бы всю ночь промучились, да и температура долбанула. К утру бы он сам прорвался, но мучиться-то зачем? Нам мучения ни к чему, мы тут все на отдыхе! Только некоторые на службе…

Таше стало легко и весело, как собаке, у которой вынули из лапы занозу, и она поняла, что ничего страшного нет и больно уже не будет, во все стороны крутила головой, трогала под кудрями своё ухо, улыбалась и благодарила.

– Да будет тебе, – сказал в конце концов доктор. – Подумаешь, нарыв вскрыл! Где ты ухо-то застудила? Небось в холода купаться ездила?

– Ездила, – с удовольствием подтвердила Таша, хотя никуда она не ездила.

С неделю назад попала под сильный дождь, а домой она вернуться не могла, так и проходила до утра в мокром, тогда, наверное, и застудила!.. Но сейчас вспоминать об этом тоже было почему-то весело.

– А когда в воду прыгнула, он и обострился. Ухо у тебя небось давно побаливало.

– Побаливало, – согласилась Таша с удовольствием, – только я внимания не обращала.

– Сегодня не купайся и завтра тоже воздержись. Хочешь, с утра зайди, я тебе его разок промою. Или сама! Вот палочки ватные, а вот перекись водорода. Сейчас я тебе тампон с димексидом положил. Ты его до утра не вынимай.

– Спасибо! – возликовала Таша, принимая палочки и флакон тёмного стекла, как подарок.

Доктор положил ей руку на лоб и, кажется, сам удивился:

– И температура сразу упала! Ты гляди!.. Вот за что люблю свою работу – раз, и всё прошло. Это тебе не в больничке, где оперировать надо, потом ещё выхаживать, лечить по-всякому! А у нас – йодом помазал, нарыв вскрыл, и здоров! Но если по палубе будешь прогуливаться, платок надень, или что вы там нынче все носите…

Они вышли из медпункта и посмотрели друг на друга – совершенно счастливая Таша и немного зеленоватый Степан Петрович.

– Спасибо! – возликовала она теперь уже в адрес Степана. – Как это вы догадались, что там просто… что просто ухо болит?!

– Да ты весь день за него держалась.

– А я думаю: что со мной такое? Тошнит даже! И ходить трудно.

– Да из тебя полстакана гноя вылилось! – И Степан Петрович позеленел ещё больше.

– Вы бы не смотрели! – сказала Таша.