– Но вместо честных и думающих людей, – вздохнув, продолжал Степан Петрович, – к мышам пришли подростки, и не для того, чтоб памятник краской поливать, а для того, чтоб Богдану навалять, это же гораздо интереснее!.. И наваляли.

– Ты бы башкой своей подумал, парень, – сказал капитан и постучал себя крепким загорелым кулаком по лбу, – чем город наш живёт! Одними туристами он и живёт! Летом, пока теплоходы идут, мы хоть дышать можем – вон музеи придумали, мышей этих!.. Забегаловки, кафе – всё работает, когда турист прёт! А турист прёт на мышей глядеть, у нас больше не на что! А ты мышей призываешь краской поливать! Хорошо тебе башку-то напрочь не открутили, только бока малость намяли!

– Но если незаконно!..

– Да чем он тебе помешал, памятник этот?! – вдруг рассвирепел капитан. – Возле него дети фотографируются, там рядом мороженое продают, шары воздушные! Клумбу насадили, сирень!.. Это ж всё копеечка в карман! Людям зарабатывать надо! Будь моя воля, я б на каждом углу мышей этих понатыкал, раз народу нравится и едет народ! У нас артель фарфоровая с девяностых не работала, так заработала! Гонит тарелки, кружки, пепельницы, фигурки – всё мыши! И берут! И люди получку получают!

– Всё равно незаконно, – упрямо твердил Богдан.

– Да что ты будешь делать-то!..

– Наливай, – распорядился Владимир Иванович, видимо, он тут был главным, – а то была ледяная, сейчас закипит уже! А борца мы на борт заберём, чтоб тут у тебя революция не разгорелась!

Блондинка уже снимала вафельное полотенце, расставляла стопки, изящно оттопыривая пухлый мизинец, капитан откручивал с запотевшей бутылки хрустнувшую пробку и приговаривал: «Вот пирожком закусить, и рыбкой, рыбку тесть сам солил!» А Таша всё смотрела в пол и сквозь набат в ухе уныло думала, что отпуск совсем пропал, и герой её оказался каким-то странным – вроде бы герой, но какой-то не окончательный, не героический!..

Всё перемешалось у неё в голове – выброшенный из тачек мусор, перепуганные дворники, которые катили эти самые тачки как-то не так, залитые краской мыши, драка, лица в серой пыли…

Всё это было вязкое, липкое, похожее на длинные грязные космы, которыми оказалась заляпана её блузка.

Веллингтон Герцог Первый посматривал на неё с оленьим сочувствием.

Таше очень хотелось обратно на теплоход в прохладу и простор её каюты. Улечься на кровать, прикрыть ухо подушкой и забыть обо всём вязком и липком. Но до теплохода ещё далеко!

Она зачем-то выпила стопку водки, которую подсунула ей пухлявая блондинка, съела кусок пирога, не почувствовав никакого вкуса, словно кусок бумаги прожевала.

Потом все выпили «ещё по одной» почему-то за Владимира Ивановича.

– Вот не думал я, не гадал, – высоко, на уровне груди держа полную стопку и отставив локоть в сторону, сказал низенький капитан, – что с таким человеком доведётся вместе пить! Тестю расскажу, ни за что не поверит! Ну, ваше здоровье, товарищ полковник, и, как говорится, честь имею!..

Потом ещё всем отделением зачем-то фотографировались – всей компанией, и каждый отдельно с Владимиром Ивановичем, и к отходу теплохода они едва не опоздали!..

Вернее, опоздали бы, если б капитан Воробьёв не распорядился «доставить гостей по назначению», и таким образом они прибыли к трапу в полицейской машине. Теплоход уже гудел на всю реку горделивым басом, и со всех палуб на них, выбирающихся из машины, смотрели пассажиры!..

Ещё одна полицейская машина стояла на опустевшей пристани, и навстречу им попались люди в форме, которые тоже проводили всю компанию глазами.

Когда они поднимались по сходням, Таша споткнулась и схватилась за Богдана, который шёл впереди. Тот оглянулся.