Вот тебе раз! Моя жена, оказывается, разбирается в собаках не хуже меня и даже не хуже выпускника ветеринарного института.

– Да, овчарка. К тому же, девочка и хорошо воспитана… Наташка, она потерялась. Я был у ветеринара. Он сказал, что собака здоровая, только худая и израненная. Ей нужен отдых. Пусть у нас поживет пока, а?

– Пусть поживет, конечно. – Наташка присела и погладила собаку по голове. – Ой, какие у нее глаза! Надо ее накормить! Нет, сначала помыть! Нет, сначала накормить! Ой, а что у нее с лапой? Ой, а что у тебя с глазом?

– Да, у меня тоже грустные глаза, – обиженно заметил я. – Я тоже худой и израненный. И меня тоже надо помыть и накормить.

– Сначала – помыть. Веди ее в ванную. Нет, подождите, я там все приготовлю.

Наташка выпрямилась и пошла в ванную. Собака проводила ее взглядом, подняла морду, зашевелила ноздрями и слабо стукнула хвостом по полу.

Поспать днем мне так и не удалось. Мы мыли собаку, потом вытирали, сушили феном, мазали мазью и перевязывали. Она разрешила мне снять с нее ошейник, но проследила настороженным взглядом, что я с ним собираюсь делать. Я оставил ошейник на виду в прихожей, и она успокоилась.

Есть собака отказалась, только попила воды, чем несказанно огорчила Наташку. Зато согласилась с постеленным в коридоре прикроватным ковриком, улеглась на него и закрыла глаза. Я бы с удовольствием улегся рядом с ней, но все еще надеялся на нормальную человеческую постель. Оставалась сущая мелочь – в четвертый раз подробно рассказать Наташке о нашей с собакой довольно романтичной встрече на пыльном газоне.

Мы настолько увлеклись необычной гостьей, что совершенно забыли про собственного ребенка.

– Что-то Иришка долго спит. Схожу, посмотрю, – сказала Наташка. – Как ты думаешь, она обрадуется? Не испугается?

– Конечно, обрадуется. Визгу будет на весь дом… – Я подумал и уже не так уверенно добавил: – Или испугается. Тоже будет визгу.

Наташка дошла только до порога кухни. Она замерла, обернулась и, приложив палец к губам, качнула головой, подзывая меня к себе.

Малышка стояла на коленках рядом с собакой и, посапывая от усердия, пыталась заплести ей в холку алую ленту. Собака, положив морду на пол, глядела на нее снизу вверх сонными глазами.

Я подошел, присел рядом и чмокнул дочку в лоб.

– Привет, зайка. Не получается?

– Не получается! – обиженно ответила она. – Надо пличесать.

– Давай потом, а? Пусть собачка пока отдохнет. Она очень устала и ничего ела.

Иришка поднялась с пола и погрозила маленьким пальчиком.

– Собака, надо кушать! – строго сказала она. – А то не будешь смотъеть мультики! Быстло за стол!

Собака тяжело вздохнула, встала и направилась на кухню. Мы все втроем замерли у двери и вытянули шеи. Пару раз лакнув бульон, она вернулась в коридор.

– Все, отстаньте от животного! – распорядилась Наташка. – Пусть, наконец, поспит!

Я сделал вид, что принял ее слова на свой счет, юркнул в ванную и, приняв душ, потихоньку пробрался в спальню.

Наташка вошла следом и села на кровать рядом со мной.

– Она плачет во сне. Ты слышишь?

Я кивнул. Через приоткрытую дверь доносилось тихое, прерывистое повизгивание.

– Слышу. Ей, наверное, больно. У нее сильно поранена лапа и ушиблены ребра.

– Нет, Витя, ты не понимаешь! Она плачет из-за того, что потеряла хозяина. Она прыгнула из окна, потому что не хотела больше жить.

Я приподнялся на локте и обхватил жену за талию.

– Да ты что, Наташка! Это же собака! Собаки не кончают жизнь самоубийством. Нет у них такого инстинкта.

Наташка вырвалась и встала.

– Это у тебя одни инстинкты! Только попробуй еще раз назвать ее Тузиком!