– В трактире осталась, там же, где серебро твое, – огрызнулся цыган. – Не с собой же нам грамотки-то носить?

– Ну, а я как же?

– Да не беспокойся ты, – принялся ворковать Федот. – Сейчас вернемся, деньги досчитаем, да все тебе и вернем. Мы ж люди-то честные!

Выждав какое-то время, мужики вернулись в трактир. Только, шли теперь не «черным» ходом, а обычным. В трактире никого не было. Один лишь целовальник, завидев вошедших, горестно сказал:

– А серебро-то, тю-тю!

– Как – тю-тю? – схватил его за грудки Федот.

– Да так, – объяснил целовальник. – Стрельцы пришли, да по каморам и разошлись. В вашей-то, прямо на столе серебро-то и узрели. «Чье?» – спрашивают. А я – плечами пожимаю. Ну, а что я должен сказать? Был де, подьячий, что в кости проигрался? Вот, они тогда и говорят – раз ничье, пусть в казну и отходит.

– Вот, так-то вот, – грустно сказал Федот, обращаясь к Тимофею. – Стало быть, плакали твои денежки…

– Почему – мои? – обмирая, спросил Тимофей. – Я же их вам принес.

– Ну, мало ли что, что принес, – вздохнул цыган. – Нес-нес, да не донес. Мы что, виноваты, что стрельцы пришли? Так, что, извиняй парень, а долг-то весь этот на тебе так и остался. У нас – все по-честному…

– Э, мужики, да вы чего? – опешил Акундинов. – Да как же так? Я ведь, почитай, за каждую копейку из шкуры вывернулся.

– Ну, а нам-то какое до этого дело? – равнодушно спросил Федот. – Ты деньги проиграл? Проиграл. Купчую подписал? Подписал. Ну, а деньги-то где? Нету, денег-то…

– Ах ты, сволочь, – бросился Акундинов на Федота, но был сразу же остановлен цыганом и целовальником.

– Ну, какой же ты горячий, – усмехнулся «торговый гость» и ударил Тимоху под дых. – Успокойся, да и послушай. Деньги, что проиграл – нам вернешь. Нашел же двести? Значит, найдешь еще… Ну, а то – сам знаешь, что будет… Я ведь, грамотку-то кабальную на тебя, любому боярину продам, не поморщусь. И что ты думаешь, не купят? Еще как купят… Холопы грамотные, они, кому хошь нужны…

Тимофей, возвращался домой, не разбирая дороги. Дойдя до жилья, упал прямо на пол и зарыдал, как ребенок. Перепуганный Костка бегал вокруг и не мог понять – что же такое случилось! Предлагал для друга и водки и водички, но все было тщетно. Тот же, прорыдав почти всю ночь, к утру успокоился и принялся думать. Думал – передумал и о своем горе и, о своей глупости. Ну, а самое главное, ему не давали покоя те стрельцы, что забрали серебро. Что-то тут было не так. Заснул Тимофей только под утро, забывшись коротким сном. Но, уже на рассвете, он принял решение…

Коске было велено найти пару коней. Где он должен был их искать, Тимоха уточнять не стал. Но все же, памятуя, что батька у друга до сих пор служит то ли конюшенным, то ли стремянным, знал, что тот лошадей найдет. Так оно и вышло. Через полчаса во двор прибыл Костка, ведя на поводу двух превосходных коней.

– Тимоша, а ты что удумал-то? – опасливо спросил друг, глядя на то, как Акундинов верти в руках отцовскую саблю.

– Да, так вот, разминаюсь, – неопределенно ответил Тимофей, рассекая крест-накрест воздух. – Сабля, понимаешь ли, давно лежит. У а чего ж она ледит-то?

Рука, взявшаяся за рукоятку, сразу же вспомнила уроки, которые стрелецкий десятник Демид Акундинов давал своему сыну. Батька-то, Царствие ему небесное, думал, что и сын пойдет по его стопам! Ан нет, не вышло.

От долгого лежания под печкой клинок поржавел, покрывшись бурыми пятнами, а острие было как край гребешка – все в мелких щербинках. Но после чистки и правки, старая сабля, кованная кузнецами из Устюжны, заблестела. Уломское болотное железо – это, конечно, не булат. И, даже не немецкая сталь. Некрасивое оно, да неказистое. Зато – отменно прочное и надежное. Может, волосок на лету или, лозу с оттяга, Тимоха и не сумел бы перерубить, но руку-ногу – запросто!