Стоять рядом с кабацкой теребенью, от которой разило мочой да навозом, было невмоготу. Пришлось заказать себе кувшинчик на два шкалика[2], пару соленых огурцов (не пить же голью!) и поискать глазами местечко. Облюбовав край скамейки и уголок стола, что бы не тревожить соседей (не надолго ведь, чай!), Тимофей сел.

Водка была настоящая – первой выгонки. Акундинов, не спеша (подождет, Конюхов, не помрет чай, от лишней минутки) сидел и чокался с солидным мужиком, назвавшимся торговым человеком по имени Федот. Будь это какой-нибудь теребень, что клянчит глоточек водки, да огрызок огурца, то послал бы его на три буквы. Этот же, пришел со своей выпивкой и закуской.

Сидели, помалкивали, прислушиваясь к разговору соседей о ценах на рожь и пшеницу, да о том – когда же выгодней забивать бычков, что бы не продешевить на московском торгу, да почему нынче соль будет и еще, о всякой всячине.

Когда все было выпито, Федот предложил:

– А что, Тимофей, может, еще – чуть-чуть? Угощаю…

Тимофей прислушался к себе. Вроде, с двух шкаликов, только слегка похорошело. Ну, а что такое два шкалика на двух крепких мужиков? Так, тьфу. Вот, ежели бы он целый штоф принял, то да[3]… А так, пожалуй, можно бы еще… А Костка может и еще подождать…

Выпили еще по чарке, закусили. Торговый гость, явно войдя в кураж, предложил еще. Сказал, что хорошо нынче поторговал, потому – угощает! Ну, Тимофей еще не был пьян до такой степени, что бы отказываться от дармовщинки, да заказывать самому. Хотя, знал он за собой такую слабость – если, начинает кутить, то пропивает все, что есть… Ну, а предложение нового знакомого перейти в другую, «чистую» половину, Тимоха воспринял на «ура». Действительно, а чего же это старший подьячий да гость торговый должны сидеть в одном зале с разными пьянчугами?!

Сидя в чистой каморке, отделенной от общего зала не дерюгой, а дощатой перегородкой, друзья-приятели «уговорили» полуштоф, заказанный Федотом и принялись за другой, купленный, на сей раз, самим Акундиновым. И, как-то стало совсем тепло и хорошо, а когда в каморку заглянул незнакомый мужик, цыганистого вида, да предложил перекинуться в кости, то Тимофей и отказываться не стал…

… Тимофей, едва-едва сумел доползти до дома. Упав на руки перепуганной насмерть Таньке и встревоженному Коске, которые дотащили до лавки, он то ли заснул, то ли потерял сознание. Проснулся уже тогда, когда на дворе был белый день.

– Ну, где же ты пропадал? – поинтересовалась Татьяна, которая хмуро сидела на скамье и пряла шерсть.

– Да вот, избили меня, – хмуро сказал Тимоха, попытавшись задрать рубаху и посмотреть – что там у него…

Танька бросила пряжу, соскочила с лавки и подбежала к непутевому муженьку:

– Где болит? – с тревогой спросила баба, оглядывая его живот. – Живот, али – ниже?

– Ну, вроде, того, – буркнул он, а Танька уже спускала с него штаны и подштанники, оглядывая «хозяйство».

– Ну, вроде бы, все на месте, – удовлетворенно сказала она, поднимая порты обратно. – Ничего не отшибли. Синяки, только, здоровенные. Главное, куренок твой на месте. Ну, да ничего, – легкомысленно отмахнулась она. – Тебе – на пользу! Лишний раз кобелиться не будешь. Били-то тебя – из-за бабы, али, из-за девки?

– Да пошла ты к едреной бабушке! – выругался Акундинов так, живот схватило от новой боли… – У тебя на уме – только кобели да сучки, да всякие случки!

– Никак, по пьянке, побили? – удивилась жена. – Ну и ну! Да неужели, напился в кабаке, да с мужиками подрался? Неужто, все, как у людей? – недоверчиво покачала головой баба, не веря в такое счастье…