Спустя недолгое время Валезириан завидел дом, о котором говорил его спутник, а за ним еще два. Впрочем, возможно, это были не дома, а какие-нибудь хлева или амбары. Вокруг темнела ограда; приблизившись, Эадан и Валезириан увидели, что она вся покосилась. «Ну и ленивы же здешние хозяева», – пробормотал Эадан с осуждением. Левая створка низких ворот висела на одной петле, а правой и вовсе не было. Валезириан узнал это место. Однажды, поздней осенью, ему здесь несказанно повезло: собака оказалась всего одна, и та старая; Валезириан так ловко запустил в нее камнем, что она издохла, не успев залаять. В тот благословенный день он унес полголовы сыра, масло и немного вяленого мяса – самая богатая его добыча за все время. Вспомнив о ней, Валезириан согнулся от рези в животе. Он давно ничего не ел. Подворовывать стало опасно: в последние дни всю округу заполонили знатные негидийцы и их слуги, и Валезириан боялся выходить из своего лесного укрытия. Когда в его убежище появился незваный гость, Валезириан возликовал: наконец-то будут ему и теплые одежды, и сапоги, и пища, пусть и ненадолго. В тепле Мундейре все быстро протухало – лишь несколько дней после убийства Валезириан мог без опаски вкушать мертвую плоть; а то, что оставалось, приходилось выбрасывать в болото. Валезириан вдруг явственно ощутил трупное зловоние. Его замутило – больше от голода, чем от чувства отвращения. Если бы он добил этого хадара сразу, а не соблазнился его беспомощностью!..


Не успел Эадан войти в ворота, как из дома донесся остервенелый собачий лай – пес бросался на дверь и прямо-таки задыхался от злобы. Валезириан забеспокоился. Лай означал для него лишь одно – опасность и близкую смерть; наверное, до конца своих дней он будет вздрагивать и покрываться холодным потом при этих звуках… Эадан прошел по грязному снегу через двор и заколотил в дверь кулаком.


– Эгей, хозяева! – закричал он изо всех сил. – Чего притаились? Отворяйте!


Наконец дверь приоткрылась. Старческий голос спросил:


– Кто там бродит во тьме Дунн Скарйады?


Эадан оглянулся на Валезириана.


– Мое имя Грим, – сказал он. – А это мой раб Керхе.


– Один – Гость, другой – Никто. Славные же люди к нам пожаловали, – проворчали из темноты, но дверь все же отворили. Эадан вошел первым, держа наготове меч – на случай, если у здешних хозяев есть дурной обычай убивать незваных гостей. Старик, впустивший его, скользнул мрачным взглядом по мечу и толстому золотому кольцу на шее Эадана; потом перевел взгляд на его узел.


– Встречай гостя, дочка, – крикнул он в полумрак все так же угрюмо и указал Эадану на почетное место у очага. Эадан огляделся. Вдоль почерневших от копоти стен стояли скамьи, за отдернутой занавесью виднелись ряды спальных ниш – должно быть, прежде это был богатый дом со множеством домочадцев. По четырем углам темнели деревянные идолы Рогатых Повелителей, потрескавшиеся от старости. Отец Орнар сердито смотрел на Эадана слепыми глазами. У очага на коленях стояла женщина. Повернувшись к старику, она сказала сварливо:


– Кого это ты привел? Только разбойники да нищие скитаются в гиблую пору Дунн Скарйады.


– Этот человек назвался Гримом, – ответил старик, с кряхтением опускаясь на скамью. – Его золото и доброе оружие свидетельствуют, что наш гость благородный эс.


Не поверив словам старика, женщина придирчиво оглядела Эадана с ног до головы. Потом поднялась с колен, принесла ложку для Эадана и опять вернулась к огню, так и не назвав своего имени и не расспросив гостей о новостях. Старик тоже молчал, протягивая руки к огню. Время от времени он начинал разминать узловатые пальцы – слышался хруст. Эадан тревожно дергал ухом. Ему внушал подозрение этот дом, построенный для многих, но пустой; неприветливые хозяева, исполняющие долг гостеприимства словно бы нехотя; пес, что за дверью захлебывался лаем, а теперь внезапно успокоился – только не отрываясь глядел на чужаков голодными глазами. Эадан опустил узел себе под ноги, а меч положил на колени. По обычаю ему следовало оставить оружие у двери, но Эадан не желал остаться безоружным в незнакомом доме. Хозяева не укоряли его, будто и не замечали клинка.