– Ты знал, что электрический угорь может выработать энергию, способную зажечь двенадцать лампочек? Я просто подумала, что, если однажды наступит энергетический коллапс, можно ли тогда использовать угря вместо фонарика?

Соколов рассмеялся. Он прикрыл глаза ладонью, а его плечи подрагивали в такт тихому смеху. Когда парень убрал руку, его взгляд буквально сиял. Поразительно завораживающее зрелище. Как легко радость и веселье преображает человека…

– У тебя просто искромётный юмор, – насмешливо вымолвил он, отпивая из своей кружки. Поморщился и глотнул снова, со вкусом протянув: – Невероятно отвратный кофе.

– Спасибо, я старалась, – невозмутимо кивнула в ответ.

Губы парня снова задрожали.

– Волгина… – выдохнул он, беря себя в руки. – Запоминай. Я люблю сладкий кофе с молоком. И чтобы молока в кружке было не менее пятидесяти процентов. Предварительно его можно погреть в микроволновке.

Настала моя очередь неприязненно морщиться.

– Какой вообще смысл от продуктов, если их разогревать в микроволновке? Не проще ли тогда жевать пластик или бумагу? Пользы для организма будет столько же. Нисколько...

Соколов решительно поднялся.

– Ладно, с твоим занудством разберёмся позже. Пойдём? – поинтересовался хитро, протягивая ладонь, но заметив мой настороженный взгляд, задумался. – Ага… – пробормотал и взял со стола принесённые им салфетки. Достал парочку и с особой тщательностью протёр обе руки, каждый палец… – Ну? Теперь я стерильный, почти как операционная. Идём?

Не сдержала смешок, осторожно прикасаясь в широкой ладони парня.

– Не только театр, но и цирк многое потерял…

– Зато нашёл автосервис, – иронично отозвался он, ведя меня в тематическую зону немого кино. – Знаешь, какие я шутки отмачиваю, пока занимаюсь бортировкой колёс?

Усмехнулась, качая головой. Не знаю, как он шутит во время работы, но я убедилась, что быть с Соколовым нетрудно. Я вероятно подсознательно это чувствовала. Чувствовала и тянулась к нему, хоть и предпринимала попытки сопротивления. Просто, если этот чудак не поможет мне справиться с фобией, то уже никто не поможет. Я не знаю более наглого и обаятельного человека на свете, чем он…

Знал парень или нет, но я обожала немое кино. Наверное, любовь к нему у артистов в крови. Мы также изучали его на первом курсе, разбирали актёрскую игру, работу режиссёра и применяемые, скажем так, спецэффекты.

Каким-то образом Соколову удаётся тонко чувствовать меня и понимать. Не могу припомнить, чтобы кто-то не из членов семьи проявлял такое внимание ко мне, учитывая мою фобию.

– Знаешь, в выпускном классе меня называли заразой, – усмехнулась, опускаясь в удобное кресло, подлокотники которого предварительно протёрла. – Потому что всё время ходила в маске, ото всех шарахалась, и без конца поливала руки антисептиком.

На огромном полотне проектора мелькали черно-белые образы, звучала задорная музыка. В помещении, и правда, царил уютный полумрак.

– Значит, раньше дела обстояли хуже? – на удивление серьёзно поинтересовался парень.

– Да, – улыбнулась, глядя на экран. – Спустя множество терапий, консультаций и лечений мне стало лучше, но… в универе я уже успела заработать определённую репутацию.

– Ага, наслышан, – усмехнулся он, расслабленно развалившись в кресле. – Как тебя только за глаза не называют, такие небылицы выдумывают, – произнёс безразлично.

– Но тебя это всё равно не остановило, – констатировала в ответ. Давно не ощущала себя так легко и комфортно.

Соколов повернул ко мне голову и, пристально глядя в глаза, предельно серьёзно произнёс:

– А мне плевать, что говорят другие… – голос стал низким. Бархатным. – Не жалею, что связался с тобой, и ты ни о чём не жалей.