– Простите?

– Ну, суп какой-нибудь, кашу, – произнесла Арина, глядя вслед удаляющемуся санитару, – я хочу его покормить.

– Я все сделаю, – закивала Ольга Константиновна, – не волнуйтесь!

Арина Юрьевна пошла было к двери, но потом остановилась и пристально посмотрела на заведующую.

– Ольга Константиновна, он действительно ничего не помнит? – спросила она.

– Увы, Арина Юрьевна, ничего, – посерьёзнела докторица.

– И никого не узнает?

– Нет. Полная амнезия.

Арина Юрьевна развернулась и вышла из комнаты.

В дальнем углу больничного парка две аллеи сходились, образуя небольшую круглую площадку, в центре которой располагался фонтан. Вокруг фонтана стояли четыре деревянные скамейки. Арина Юрьевна никогда не видела, чтобы фонтан работал, и вообще сомневалась, что к нему подведена вода. Но место это ей нравилось, здесь было тихо и уютно. Санитар подкатил кресло к одной из скамеек и поправил одеяло, которым был укрыт безмолвный мужчина.

– Спасибо, – сказала Арина Юрьевна, – вы можете идти.

Павел Сергеевич молча кивнул и удалился.

Арина Юрьевна села на скамейку и погладила мужчину по голове.

– Ну, здравствуй, Потапов, – сказала она, обращаясь к человеку, сидевшему в кресле. – Как ты себя чувствуешь?

Никакой реакции не последовало. Мужчина по-прежнему сидел в кресле совершенно неподвижно, и только налетевший лёгкий ветерок пошевелил его редкие волосы. Арина Юрьевна взяла руку мужчины, погладила его пальцы и неожиданно порывисто прижала их к своим губам. Мужчина как будто что-то почувствовал, голова его чуть дрогнула, но взгляд оставался таким же бессмысленным, как и прежде. Арина Юрьевна бережно положила руку мужчины на подлокотник кресла. Лицо женщины, до этого закрытое и надменное, смягчилось и словно осветилось изнутри. В глазах её стояли слезы, но она сдержалась и не заплакала. Наоборот, улыбнулась и снова погладила мужчину по голове.

– Давай поговорим, Потапов, – произнесла она, глядя в его тёмные карие глаза.

– Ты изменился, но глаза у тебя такие же… Ты меня слышишь? Что ты слышишь, Потапов? А? Ты, правда, ничего не помнишь? Ничего не понимаешь? Ничего-ничего?

Мужчина молчал.

– А помнишь, Потапов, как мы познакомились? На втором курсе. Игорь тогда только начал за мной ухаживать. Он сказал, что у него есть приятель, который по вечерам подрабатывает гардеробщиком в театре и может достать контрамарку. Я тогда ещё подумала: «Прикольно!». И мы отправились к тебе в театр… Ты мне сразу понравился, Потапов. После спектакля ты, конечно, выдал нам пальто без очереди. Но я предложила Игорю тебя подождать… И мы тебя ждали, а потом втроём шли поздним вечером по Сретенке и болтали о всякой ерунде и смеялись… Было холодно, зима, но мы ничего не замечали. Тогда я, наверное, и влюбилась в тебя, Потапов.

Арина Юрьевна поправила одеяло.

– Тебе не холодно? Ты чувствуешь холод? Ты вообще что-нибудь чувствуешь? Как это может быть? Ты был живой человек, умный, весёлый, нежный… А теперь? Теперь ты кто, Потапов?

Губы её задрожали, но она снова взяла себя в руки.

– После того вечера я стала требовать от Игоря, чтобы он тебя всегда приглашал на вечеринки, на концерты, куда мы с ним собирались… Он страшно злился, ревновал, но отказать мне не мог. И я мечтала, что ты однажды ты меня пригласишь…

Мужчина продолжал сидеть совершенно неподвижно. Арина Юрьевна снова погладила его по руке.

– И ты меня пригласил. В пиццерию на Кутузовском проспекте. Это была первая настоящая пиццерия в Москве, и желающих отведать итальянской еды было много, у дверей выстроилась длинная очередь. Холод стоял собачий, а мы ждали долго – часа два, не меньше – и основательно продрогли. Ты страшно психовал, боялся, что мы до закрытия не успеем. А мне было просто хорошо стоять, прижавшись к тебе. Уже стемнело, когда нас, наконец, впустили. Мы оказались за одним столиком с другой молодой парой – они выдержали очередь вместе с нами. И все мы испытывали огромное облегчение от того, что наши жертвы оказались не напрасны. Мы были в тепле, жизнь была прекрасна, и все любили друг друга. А тут ещё принесли вина… Настоящего итальянского вина. И мы, замершие и голодные, приняли на грудь грамм по двести красного, и стало совсем хорошо! И мы за столом все перезнакомились и стали говорить друг другу всякие приятные вещи. И наши соседи сказали, что мы с тобой, Потапов, – красивая пара. И мы не возражали. И говорили в ответ какие-то комплименты. А потом принесли еду – это была такая закрытая пицца с сыром и ветчиной, кажется, она называется «кальцоне». И мы поели, и стало так хорошо, что просто и описать невозможно…