А потом он уехал.

Илона тогда подкарауливала его в подъезде с раннего утра. Дождалась, когда Марик загремит наверху ключами, возясь с дверным замком, а затем по лестнице гулко зазвучали его торопливые шаги: он спешил на вокзал.

- Марк! - окликнула она его несмело, отделившись от стены напротив почтовых ящиков. Он притормозил, сфокусировал на ней взгляд, с трудом узнавая свою маленькую глупенькую соседку... откуда-то из нереально далёкой, из самой что ни на есть прошлой жизни.

- Ты теперь не вернёшься? - без предисловий выпалила она то, что не давало ей покоя уже несколько дней. Марик понял. Горько усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

- А что меня теперь здесь держит? Кто у меня остался?

“Я”, - подумала Илона, но ничего не сказала вслух, только растерянно улыбнулась. Он взглянул на часы и спохватился:

- Извини, мне пора...

“Можно мне хотя бы на вокзал тебя проводить?” - подумала она, но опять так и не решилась произнести это вслух.

- Приезжай как-нибудь в Петербург, - напоследок вежливо пригласил её он и тоже попытался слабо улыбнуться в ответ.

“Приезжай...”

Эти слова потом много лет звучали у неё в ушах. Интересно, за чем бы она поехала? Не за ответом ли на свою открытку, которую Илона (вот дурочка!) послала ему на день рождения? Адрес выпытала у тётки Марика, которая обосновалась отныне в квартире его родителей.

И ведь написала-нажелала она ему тогда всякой банальной дежурной ерунды, типа здоровья и счастья в личной жизни... Но всё-таки долго, до нелепого долго ждала Илона ответа на ту несчастную открытку.

А вот теперь Марик вернулся в родной город в качестве доцента Громова. Он будет преподавать в том же университете, где Илона сначала училась, а ныне и сама внедряет науку в суетные головы.

Она больше не носит цветастых платьев. В ней не осталось ни грамма прежней девичьей лёгкости и беззаботности. Ей тридцать один год, она вдова (уже в самом этом слове мерещится что-то старческое и убогое), студенты считают её занудой... и всё-таки ритм глупого сердца почему-то всякий раз учащается, когда Илона слышит знакомое имя. Марик!.. Доцент Марк Александрович Громов. Он будет работать здесь. С ней вместе...

Что привело его домой? К кому он ехал - или от кого бежал? Илона в отчаянии понимала, что совершенно ничего не знает о нём, но при этом страстно желала узнать, увидеть, понять - каким он стал.

6. 4

Первого сентября ей позвонила Муся. Вообще-то, конечно, не Муся, а Мария Андреевна Савицкая - секретарь филологического факультета. Но вся кафедра звала её исключительно Мусей, такая она была полненькая, жизнерадостная и румяная.

Муся перманентно находилась в поиске спутника жизни, поэтому каждый новый мужчина, оказывающийся в поле её зрения, немедленно рассматривался как потенциальный кандидат в мужья, и она даже не особо пыталась это скрывать. Вероятно, по этой причине Муся до сих пор не была замужем, хотя уже попала в злополучную возрастную категорию “если вам немного за тридцать”.

- Видела я сегодня нашего нового доцента... - сообщила Муся загадочным тоном. Илона с трудом справилась с дыханием и переспросила как можно рассеяннее:

- Громова?

- Громова, кого ж ещё. Правда, мельком... Астаров тут же увёл его в деканат, увиваясь вокруг него, как виноградная лоза.

- Хочет очаровать, - фыркнула Илона. - Это манера у него такая с новыми людьми.

Впрочем, не только с новыми - Астаров был любезен абсолютно со всеми. Он частенько с улыбочкой отчитывал Илону за то, что её студенты плохо знают русский язык. “Занятия поручены вам... ммм... следовательно...” Следовательно - что? Она виновата в том, что эти остолопы доучились до пятого курса и не умеют писать “папа-мама”?! Ведь уже на вступительных экзаменах видно, кого они принимают. В сочинениях по двадцать-тридцать ошибок, а Астаров широким жестом ставит четвёрку - “за общую одарённость”. А ей потом мучиться с этими одарёнными и быть за них в ответе... она же преподаватель русского языка.