. Шэннон уже лет сорок как кормит червей. Этот красавец принадлежал ему. Что за вещь, скажу я вам! – Он поднес револьвер ближе к глазам. – Знаете, что это? Оригинальный шестизарядный револьвер «ремингтон», изготовленный в 1894 году. Если вам доводилось читать о Диком Западе, вы представляете, что это значит. Сам Шэннон был из первых «плохих парней». Удивительно, что на револьвере нет зарубок; но вполне возможно, он просто не любил резать свои пушки. Как вы думаете, где в наше время можно достать патроны для такого оружия? А ведь барабан полнехонек, если не считать две стреляные гильзы. Да и как вообще такой револьвер мог оказаться в Англии? Рискну предположить, что ответ на оба вопроса – один: эта вещица принадлежит коллекционеру.

– Ох уж эти мне коллекционеры! – сердито воскликнул Мастерс. Казалось, его глубоко удручают множащиеся виды коллекций, включающие в себя чайные чашки, кувшины-головоломки, а теперь еще и шестизарядные револьверы. – Ладно, не важно. Что там насчет отпечатков пальцев?

– На этой игрушке нет ни единого отпечатка. Парень был в перчатках.

Обернувшись к Блейну, Мастерс попытался вернуться к своей обычной любезной манере поведения:

– Дело вот в чем, док. Вы спрашивали, что конкретно мы хотим знать. У меня к вам один-единственный вопрос: можете ли вы поклясться, что эти два выстрела были сделаны в упор?

– Я в этом совершено уверен.

– Только не спешите, – предостерег его старший инспектор, понижая голос для убедительности. – Сейчас объясню, что я имею в виду. Я не впервые сталкиваюсь с так называемым преступлением в запертой комнате, и все время узнаю какой-нибудь новый способ из нее выбраться. Это стало моим ночным кошмаром, понимаете, о чем я? Но в первый раз в моей практике (если вы, простите, не ошиблись в своем заключении) убийца, вне всяких сомнений, находился в этой самой комнате. Кроме того, это первый случай, когда именно полиция может подтвердить данный факт под присягой, что исключает всякую возможность подтасовок. Вот так! – Он постучал пальцем по ладони. – Мы с сержантом Холлисом из подразделения «Л» следили за улицей из дома напротив. Особенно внимательно мы наблюдали за окном этой комнаты. Мы, можно сказать, глаз с него не сводили. Парень, которого убили – мистер Вэнс Китинг, – вернулся сюда в четверть пятого. Немного погодя мы увидели, как он выглядывает из этого окна. Это было единственное окно с раздвинутыми шторами в доме, и мы предположили, что оно в пресловутой «меблированной комнате». В общем, мы продолжили наблюдение. В то же самое время сержант Поллард, – Мастерс кивнул в сторону сержанта, – находился непосредственно у двери комнаты и может подтвердить, что никто из нее не выходил. В общем, если вы допускаете хоть малейшую вероятность, что в парня стреляли издалека – тогда дело становится элементарным, потому что окно было открыто и с противоположной стороны улицы пару выстрелов можно было сделать без проблем. Но если вы настаиваете на том, что убийца находился в комнате (признаться, я и сам так думаю), тогда мы в тупике.

– В доме полно пыли, – проворчал Блейн, – мы затоптали грязными ногами весь ковер.

– Да, – кивнул Мастерс. – Я интересовался у Полларда, и тот уверяет, что, когда он обыскивал комнату, там были всего две цепочки следов – его и Китинга.

– Так, значит, мебель там расставил сам Китинг? – удивился Мак-Алистер.

– Мм, нет, не обязательно. Под лестницей мы видели метлу. Мебельщик мог подмести ковер, после того как закончил расстановку. Отсутствие следов ни о чем не говорит.

– За исключением того, – сухо заметил Блейн, – что, когда в него стреляли, Китинг был в комнате один. Если, конечно, его не пристрелил Поллард.