Не смотря на обостренное чувство справедливости, Даниэле нужны были деньги на новую жизнь. Оставаясь в одиночестве она представляла снова и снова, как уедет подальше отсюда, откроет свою кондитерскую и обязательно разыщет убийцу своих родителей. Пока Энио писал, что знал его имя, но будет молчать, чтобы сохранить ей жизнь. Убийца вряд ли будет ее искать в Малафеммине.

Франческа звала ее обратно в приют, но, каждый раз возвращаясь туда по праздникам, Даниэла понимала, что ей больше там не место. Лучше жить с бандитом.

И сегодня она собиралась написать Энио, что решила, наконец, положить конец прежней жизни в доме Пьетро Гекати. Даниэла собрала густые волосы в хвост, закрутила их одной рукой, другой вытащила из подстаканника карандаш, закрепила им шишку, словно китайской заколкой, достала из кармана открытку. На протяжении этих шестнадцати лет Энио ежегодно поздравлял ее с днем рождения. А Даниэла также исправно отвечала. Ведь он единственный человек, которому было до нее дело, и с кем она могла посоветоваться. Странно, что родственники никогда не искали ее после гибели родителей, да и вряд ли она кого-то из них помнила, будто они никогда не существовали. Сестра Грация говорила, что все имущество семьи прибрала к рукам мафия за какие-то нечестные отцовские дела: «Вряд ли у тебя найдутся средства, чтобы отсудить свое». Она была права. Италия до сих пор славится своими самыми долгими судебными тяжбами в мире, которые по карману лишь состоятельным людям. Эту же версию монахини подтвердил и Энио. Тогда Даниэла осознала, что может рассчитывать только на себя.

Она устроилась за столом, еще раз перечитала несколько фраз на открытке:

«Надеюсь, у тебя все хорошо, Даниэла. Мои искренние поздравления с Днем рождения! У меня тоже все чин-чином. Тем более, что скоро мы встретимся. Минус год до нашей встречи».

Даниэла откинулась на спинку стула, закрыла глаза, предвкушая долгожданную встречу с Энио. Заметила в стороне недоделанный корпус гитары, потянулась к нему. Взяла его в руки. Осмотрела. «Моя жизнь, как эта деревянная чурка, – я не стала еще ни гитарой, ни музыкой, которая приносила бы счастье. Да и эта мастерская, в которой я провела столько времени, так и осталась для меня чужой. Почему я раньше никогда не думала всерьез о переезде?»

Снова убрала в сторону деревяшку, вырвала из блокнота несколько листов, взяла из подстаканника ручку. Текст не сразу выходил ладным, но потом словно потек из нее:

«Дорогой Энио,

я пишу теперь из столярной мастерской. Приют долгое время был моим домом, моим убежищем, но после больницы Франческа привезла меня сюда, к знакомому своей юности. Может, так лучше. Я не буду вспоминать то, что случилось в приюте.

Хотя, из-за потери памяти, я даже не помню, как выглядит моя подружка Наоми. Франческа говорит, что мы были похожи, как две сестренки. Уверена, что мы многому научились друг у друга. Но Бог забрал ее. Скорее всего, ему вовсе нет до меня дела. Зато я благодарна тебе, что остаешься моим другом. Ты пишешь, что тебя посадили за взятку, которую не брал. Кто этот недоброжелатель? И почему такой большой срок? Это несправедливо!

Не представляешь, как я жду нашей встречи! Твоих рассказов о моем отце, о том, как вы вместе с ним работали. Как же мне хочется с тобой поделиться. Например, знакомством с духом старухи. Она иногда навещает меня и кое-то рассказывает. Надеюсь, ты не считаешь меня сумасшедшей?

А еще я принялась искать новую работу. Очень хочу стать свободной, самодостаточной, счастливой. Для этого мне стоит переехать в новое место, ибо Малаф