– Где Наоми? – Грация тыкала пальцем в тощую грудь Даниэлы. Ей стало страшно, казалось, она вот-вот ее проткнет.

– Я н-не-е знаю. Побежала во двор. Бруно искать.

– Ее там нет! – истерично пропищала монахиня.

– Я правда не знаю! – захныкала девочка. Если Бог позволял Несчастью обижать маленьких, то и ей можно было лгать!

– Вот вернется сестра Франческа. Скажу, что замещать ее больше не собираюсь. Сама вас распустила, пусть сама и расхлебывает этот суп! A cane non magno saepe ingens aper tenetur7! – процедила Несчастье сквозь зубы.

Даниэла вся сжалась и шмыгнула в свою комнату. Благо, по воскресеньям после длительной службы появлялось немного свободного времени. Она села на кровать и принялась молиться за подружку. Ей снова достанется от Грации, но скоро вернется Франческа, и в приют снова спустится рай.

– Боженька, прости, что я плохо о тебе думала! Ну, пожалуйста? Защити подружку от злых людей, а главное, защити ее от Несчастья. Ты ведь умеешь всех любить! Почему тогда не можешь научить этому Грацию? Почему не освободишь ее от страшного пояса на талии? Он так ей жмет, что от страданий не оставляет ни капельки жалости.

Смеркалось. Даниэла уже потеряла надежду на возвращение подруги, когда послышался мотор авто. Она подбежала к окну. Выглянула. Это была полицейская машина. Внизу Грация застучала железным затвором. Раздавались голоса. Среди них Даниэла узнала и бойкий голос подруги. Полиция тут же уехала.

Даниэла так обрадовалась возвращению Наоми, что рванула ей навстречу. Но наверху лестницы остановилась, подслушивая ее разговор с монахиней. На удивление Несчастье оставалась спокойной:

– Ну? Хочешь рассказать, где ты была, Наоми?

– Я пошла на рынок, сестра Грация, – по-свойски ответила Наоми. – Очень хотелось посмотреть на красивые вещи и все, что там продают.

– На рынок?! – изумилась сестра. – Без спроса? Ты знаешь, что это грех?

– Почему же? Мы не в тюрьме. Если у нас нет родителей, это не значит, что мы преступники.

– Ты знаешь, что там полно соблазнов и опасностей для девочки?

– Весь мир полон соблазнов и опасностей. Это жизнь, сестра Грация, – усмехнулась Наоми.

Даниэла видела, как Грация сжала зубы, готовая растерзать ее на месте:

– Это иллюзия. Она отвлекает тебя от истинного пути к Богу. Послушание, Наоми. Ты должна забыть о своих глупых мечтах и желаниях. Obedientia est legis essentia8.

– Почему вы так говорите, – сощурилась Наоми и развязала шарф, обернутый вокруг тела. – Вы же не всегда были монахиней? Любили кого-то?

– Замолчи! Да что ты знаешь? Чем я заплатила за грехи, знаешь? – В истерике звучали нотки отчаяния и боли. – А вот за непослушание тебя ждет наказание.

Она вцепилась в руку Наоми и вновь потащила ее по коридору в сторону бани.

Даниэла подбежала к иконе Святой Катерины, которая раскрыла ей свои объятия в тот день, когда погибли ее родители. Снова сложила руки в молитве.

– Спаси ее, моя дорогая Катерина! Я обещаю, что сделаю себе такое же дьявольское клеймо на шее. Только спаси ее! Пожалуйста!

Даниэла слушала за дверью удары и свист, но потом зажала до боли уши ладонями, запричитала: «Розги! Вы оружие дьявола! Я ненавижу вас! Хотите, чтобы мы вас боялись? Только Наоми вам не сломить!» И тихо заплакала. Заплакала от бессилия – помочь подруге она никак не могла.

Когда Грация вышла из бани, Наоми что-то зло пробормотала ей вслед. Это не понравилось монахине, и она хлопнула дверью, не позволяя девочке выйти.

Баню топили лишь раз в неделю, по четвергам, и с октября по март там было холоднее, чем на утренней мессе в церкви.

Даниэла дождалась, пока Грация, уловив аппетитные запахи с кухни, отправится туда отчитывать Марину и помогавшую ей Пию за слишком сдобный обед, нырнула к запертой двери и подставила ухо к замочной скважине.