— Так и что там с абсолютно не мужским поступком? Продолжай.
Кирилл улыбается и отводит взгляд в сторону:
— Новенькая вызвала у меня симпатию, и в один прекрасный момент я решил отомстить тем, кто её обижает. Я знал страхи каждой из них, как-никак росли вместе, и потому попал точно в цель: одной, пока она спала, остриг волосы, длинной которых та так гордилась; вторую вынудил обмочиться, пока она спала рядом со своей подружкой — ударил по самолюбию; а третью рассорил с парнем, соврав ему, что та лезла ко мне целоваться. Я тогда уже знал, что готовятся документы на моё усыновление, и поэтому действовал жёстко и без особого страха.
— И никто не узнал о том, что это был ты? — Я усмехаюсь: — И новенькая не узнала, кто её «герой»?
— Боюсь, она даже и не догадалась о том, что кто-то за неё мстил, — улыбается он.
— Тогда какой был смысл?
Улыбка исчезает:
— Самый худший — упоение собственной хитростью и мнимым превосходством над людьми. — Его глаза вновь вспыхивают весельем: — Как понимаешь, сейчас я не горжусь теми поступками.
Я снова опускаю глаза и усмехаюсь:
— Детские шалости. В детдоме с многими случалось и что похуже.
— В том числе, и с тобой?
— А хитрость никуда не делась, верно? — подняв глаза, хмыкаю я. — Впрочем, да, в том числе, и со мной.
— Мне жаль, Вика.
Я хочу как-нибудь съязвить в ответ, но запинаюсь о серьёзное выражение его лица и глаз. Словно то, что я страдала в детском доме, его личная оплошность. Сочувствия в этом парне буквально через край.
— Всё, что нас не убивает…
— Делает сильнее! — звонко и радостно заканчивает за меня Виола. — Я гляжу, вы успели хорошо сблизиться! Так рада за вас!
Ни чёрта она не рада, это заметно по тому с какой завистью она разглядывает то, что я, сама того не ведая, кстати говоря, опёрлась боком на колено Кирилла. Мы стоим слишком близко друг к другу. Что я, разумеется, немедленно исправляю, делая шаг назад, и заодно освобождая свои руки из его пальцев.
Мне одновременно и радостно, и жаль, что Виола влезла в наш разговор. Поразительно и страшно от того, что у нас с ним есть что-то общее. Да ещё и такое. Впрочем…
— Доверяю Кирилла в твои руки, Виола. Попробуйте и вы хорошо сблизиться.
Мне это не нужно. Моя цель скорее убраться из этого места, и желательно не жалея о том, что пришлось кого-то здесь оставить.
5. Глава 5
Неожиданно откровенный разговор с Кириллом не покидает мои мысли вплоть до самого отбоя. В голову так и лезут не самые приятные воспоминании о детском доме. Особенно первые дни в нём. Нам с Русланом было ужасно страшно, мы потеряли мать, потеряли понимание, что вообще происходит с нашей жизнью, и не представляли, как нам быть.
Страшный сумбурный сон — вот как мне запомнились те дни.
А ещё я боялась, что это не правда. Что вот-вот в игровую комнату войдёт отец и заберёт нас обратно. Я безумно тосковала по маме и не была счастлива в детском доме, другие девочки возненавидели меня буквально сразу, но перспектива вернуться к отцу была ещё ужасней.
Но именно там, в детском доме, до меня наконец дошло, что быть послушной девочкой не равно избегать наказаний. Для этого наказывать нужно самой. И в считаные месяцы окрепший Рус мне в этом помогал. К тому моменту, когда нас забрали, уже никто не смел строить нам козни. А я сама, вероятно, изменилась до неузнаваемости.
Вот что сейчас мешало мне уснуть, терзая сердце — разговор с Кириллом вынудил меня вспомнить, что я не всегда была стервой. Это маска, которую однажды мне пришлось надеть, и которая срослась с моей кожей, словно я с ней родилась.
Что не плохо — с ней я выжила в детском доме, и прекрасно жила до сих пор. Или всё же плохо? Потому что именно она привела меня к тому, что я сейчас имею: одиночество и страх не вернуть потерянного.