– И пукалка есть? – Макса продолжало заносить.

– Найдется, – спокойно ответил будущий Охотник.

– Надеюсь, не картонная?

– Я привык со зверей шкуры ножом снимать. Этим, кажется, сказка заканчивается? – он слегка, градусов на пять, повернул голову в сторону застывшего Рубинчика. Тот отмер и схватился за платок. Торопливо вытер вспотевший лоб.

– Какая экспрессия! – восхитился режиссер. – Какой накал чувств! Пожалуйста, сохраните его для финальной сцены. Зал будет рыдать от восторга.

Дальше все пошло более спокойно. После показательного выступления Максима и его оппонента, только что родившаяся труппа разделилась на местных и приезжих и заняла разные углы ринга. Я намеренно назвала наш зал рингом. Дерзкие взгляды, словно пули, летели и с одной, и с другой стороны. Судьями выступала чета Рубинчиков. Они сели по центру.

Хорошо, что мне не пришлось разрываться: Сара Леопольдовна дала знак выйти на сцену. Я маленько трусила, но поднявшаяся следом за мной дама, напялившая огромный чепец и широкий фартук, заставила улыбнуться. Она напомнила мне барменшу из мультфильма о Шреке. Такие же черные брови и грубоватые черты лица. Репетировалась сцена прощания Матери и Шапочки.

Дачница, обладательница не только высокого роста, но и зычного голоса, речитативом продекламировала свои слова, на что Аркадий Матвеевич закричал: «Не верю!».

– Вы мать или не мать? – поднимаясь, пояснила позицию режиссера Сара. – Я, когда провожала своих сыновей в Америку, разве что в попу их не целовала.

В зале захихикали.

– А что? – взвилась жена режиссера, оборачиваясь на «местных». – Мои мальчики навсегда останутся для меня детьми. Поэтому и здесь, Калерия Игоревна…

– Просто Калерия, – поправила дачница.

– Постарайтесь быть матерью, – Сара, закончив, села.

– Вашей дочери предстоит пройти через темный лес и встретиться с разными персонажами. И неизвестно, чем закончится ее путешествие, – решил пояснить свою позицию Рубинчик. – Поход через сказочный лес, – он задрал палец вверх, чтобы придать веса словам, – это стилизация нашего жизненного пути, в конце которого мы встретимся нос к носу со смертью. И зачастую только от нас зависит, как быстро она придет. Поэтому мать должна мягко поучать свое дитя. Обнять дочь на прощание. Возможно, она видится с ней в последний раз.

Калерия постаралась. Она так прощалась со мной, так страдала, что в итоге большая часть зала пустила слезу.

На этой минорной ноте решили закончить. В заключение ба позвала некоторых героев в гримерку снять мерки для костюмов. Я отправилась помогать и не видела, когда Охотник с друзьями покинули клуб. Только вечером, когда наш дом затих, и я погрузилась в полудрему, память вызвала образ Мистера Игрека: прячущуюся под свитером фигуру атлета и гордый поворот головы. Что сказать, Охотник произвел на меня впечатление. Мне не удалось внимательно рассмотреть его, но запомнилось, что сердце пропустило удар, стоило нам мимолетно встретиться глазами.

Я старалась вообще не пялиться на ряды, которые заняли дачники. Не хотелось дразнить друга детства. Волков, как внезапно разбуженный вулкан, дымился и плевался лавой. А после того, как меня вызвали на сцену, было вовсе не до зрителей – затопила материнскими слезами Калерия. Режиссеру понравилось, но мне показалось, что она переигрывает. Я чувствовала себя так, словно меня отправляют не к бабушке, а на войну. Даже посмотрела, нет ли в корзинке под салфеткой гранаты.

И только засыпая, я вспомнила, что так и не сбегала в дубовую рощу. Но осознание того, что меня ждет письмо от незнакомца, волновало душу. И впервые за весь вечер я ни разу не вспомнила об Андрее.