– Такого даже в Англии нет, – поразился Ряснянский. – Полезут к нам в друзья тороватые купчишки и прочие разночинцы, – недовольно уставился на портрет генерал-майора Моллера и вздрогнул, потому как ему показалось, что Фёдор Фёдорович одобрительно кивнув, поддержал его.

– Та-а-к… Адьютанту полка внести в завтрашний приказ параграф: «Общее руководство по разбивке новобранцев от лейб-гвардии Павловского полка осуществляет полковник Ряснянский». Язык, Евгений Феликсович, может ни только до Киева довести или Михайловского манежа, но и до отставки, – насупился генерал. – К тому же право на пенсию вы уже выслужили сполна, отдав армии четверть века своей жизни. После училища каждый офицер обязан прослужить не менее пяти лет. Не важно, дворянин он или, как выразился господин полковник – купчишка. Вот и всё, что я хотел довести до вашего сведения, господа.

К 5 часам вечера полковник, два штабс-капитана, фельдфебели и унтер-офицеры первых двух рот лейб-гвардии Павловского полка стояли у ворот манежа.

– Пал Палыч, сколько на твоих призовых? – поинтересовался полковник.

– Ровно семнадцать часов, ваше высокоблагородие.

– Пройдёмте в манеж, – распорядился Ряснянский. – Музыканты прибыли? – вновь обратился к фельдфебелю.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – опередил с ответом товарища Василий Егорович. – В семь вечера к задним воротам манежа подойдут.

– Такова диспозиция Свиты Его величества генерал-майора Константина Герасимовича Некрасова, – отрапортовал Буданов и улыбнулся.

Во всю длину ярко освещённого манежа с ноги на ногу переминались около тысячи пёстро одетых парней в армяках, зипунах, треухах, кепках, а один, в первом ряду, выделялся жёлтым пальто и цилиндром.

– Явно приказчик из галантерейной лавки, – определил его статус Рубанов.

– А мне кажется – купеческий сынок, – оглядел новобранца Буданов.

– Пал Палыч, ступайте с Ивановым, пока высокого начальства нет, опросите новобранцев, выбирая мастеровых: кузнецов, слесарей, столяров, особенно поваров, портных и сапожников. В хозяйстве пригодятся и музыканты. А этих, как их, приказчиков и купчиков не берите.

– Знамо дело, Евгений Феликсович, не впервой, – подтянул белый ремень на шинели Иванов.

– Это что за самовар на голове? – оскорбил павловский головной убор владелец блестящего чёрного цилиндра. – И сверху – ёрш для чистки, – продолжил делать свои «гнилые», на взгляд павловцев, умозаключения новобранец.

– Мы мужчины ёжики, за голенищем держим ножики, – пропел его товарищ, приплясывая и топая в ритм ногами в лаковых сапогах.

– Левонтий, – обратился к старшему унтер-офицеру Сидорову Пал Палыч. – Этих артельщиков горбатых, хотя и нужны они нам – как игуменье шпоры, возьмём в полк, – прошли дальше вдоль ряда.

– Да-а, разбивка – дело нелёгкое, сделал вывод Ряснянский. – В старину император Александр Второй любил производить её лично. Позднее великий князь Владимир Александрович с наслаждением занимался распределением новобранцев по гвардейским полкам. Аким Максимович, ты первый раз на подобном мероприятии? – и, не слушая ответ, добавил: – Полюбуешься на старинные традиции. Вон и корпусной прибыл, – услышали: «Смирно!» и вытянулись во фрунт.

Махнув рукой, что означало – отставить, Данилов с помощью вестового снял шинель и направился к группе офицеров.

Фельдфебели и унтера от гвардейских полков сновали между рядами и учили рекрутов, как полагается приветствовать начальство.

Приехавший с командиром корпуса один из генералов, встал перед пёстрой шеренгой и во всю глотку крикнул:

– Смирно! Слушай меня! Сейчас командир корпуса с вами поздоровается. Ответите: «Здравия желаем, ваше высокопревосходительство».