«Мы проводим все время за прогулками, чтением и немного работаем», – рассказывает он Люсьену Бьянко[190]. В своих письмах Мишелю Монори он, как всегда, более точен и более меланхоличен:
Это жизнь без событий, без дат и почти без собственно человеческого общества. Мы живем одни. Внешний ритм – как у самого провинциального города с университетом. Мы ездим «в город», то есть в Бостон, до которого 10 минут на метро, всего лишь один или два раза в месяц. Если не считать этих поездок, мы работаем или пытаемся работать. Маргерит переводит очень плохой советский роман[191], я печатаю его на машинке. Я читаю, пытаюсь работать, к чему-нибудь прицепиться. Но получается у меня лишь противоположное, и я только спрашиваю себя, как возможен свободный труд[192].
На Рождество они возвращаются в Нью-Йорк. Несмотря на холод, они, как зачарованные, целыми днями бродят по городу. Жаки уже любит этот город, «у которого есть „душа“, поскольку он чудовищно красив, весь снаружи, „современен“ до неприятности, и здесь чувствуешь себя одиноко, как ни в одном другом месте мира»[193]. В их номере в отеле «Мартиник» Деррида пытается писать «для себя», чего он не делал уже давно, в тетрадях, которые он, к сожалению, несколько лет спустя, судя по всему, потерял.
Вместе с Марго Диннер и одной из ее подруг, немецкой студенткой, они отправляются в Кейп-Код, находящийся в то время под строгой охраной. В другой раз они берут в аренду машину и добираются до самого мыса Хаттерас в Северной Каролине, дикого места, чья красота пленяет их. Именно в этом путешествии в глубины Америки они сталкиваются с дикостями расовой сегрегации. В конце 1950-х годов все еще полно вывесок «только для белых». Много позже Деррида расскажет своей подруге Пегги Камюф об одном приключении, которое могло закончиться плохо. Они остановились, чтобы подобрать чернокожего автостопщика. Мужчина, очень удивившийся тому, что его подобрала белая пара, проявлял заметную нервозность, которую Жаки и Маргерит никак не могли понять. Возможно, он думал о проблемах, с которыми они бы неминуемо столкнулись, если бы их остановил полицейский наряд: подобные контакты между расами в те времена были под полным запретом. К счастью, путешествие закончилось без осложнений[194].
Когда Деррида приехал в США, исход президентской кампании был уже предрешен: в ноябре она завершилась ошеломительной победой Эйзенхауэра над его соперником-демократом. Новости же о событиях вне Америки, по мнению Деррида, слишком редки, и вскоре ему начинает недоставать политических дискуссий, как в Высшей нормальной школе. Бьянко подписал его на еженедельный дайджест Le Monde, но он приходит с сильным опозданием. В своих письмах его бывший сосед по комнате обсуждает неспокойную политическую повестку: восстание в Будапеште, доклад Хрущева и его последствия, приход к власти Насера и национализацию Суэцкого канала.
Еще больше его и Бьянко тревожит ухудшение алжирской ситуации. При правительстве Ги Молле служба в армии только что была увеличена до 24 месяцев. Менее чем за два года численность воинского состава выросла с 54 до 350 тысяч человек, и в то же время десятки тысяч молодых алжирцев ушли в партизаны. Робер Лакост, новый генерал-губернатор, выбирает еще более жесткий курс, чем Жак Сустель. 7 января 1957 года он доверяет «умиротворение» столицы Алжира генералу Массю, командующему ю-й парашютной дивизией. Несмотря на агрессивное прочесывание города, в том числе Касбы, теракты продолжаются, особенно на трибунах муниципального стадиона и стадиона в Эль-Биаре.