– Меня беспокоит то, что все замки деактивированы, а двери отперты, словно тут не термоядерная установка, а проходной двор. Не находишь это странным?

Девушка притупленно уставилась на стену около двери:

– Открывай.

– И, к слову, вовсе она не тупая, – Крео повернул ручки дверей вниз и толкнул от себя ставни, – а очень даже и справедливая.

Девушка, не глядя на собеседника, пустила ухмылку вдогон дверям, распахнувшимся в центр управления термоядерным синтезом.

Множество компьютерных установок – причем каждая, возможно, отвечала за отдельный функциональный модуль токамака, – несметное количество разбросанных всюду где ни попадя распечаток с сигнатурами и их толкованиями в виде приписок на покинувшем языке: злой дух отсталой конструкторской инженерии заполонил помещение. Не в том смысле, что техника была лишена системно значимых характеристик, напротив – железо выглядело весьма мощным и пригодным. Проблема этого концентрированного технологического сгустка заключалась в излишней накопительности: тот процесс, который висел на десятках вычислительных процессорах, можно было без затруднений уместить в один компьютерный блок, благо триста-четыреста лет тому назад подобной техники имелось как грязи.

Лаконичность в исполнении – вот чье отсутствие так сильно вгоняло Крео в диссонанс. Люди науки как неоспоримые представители самой высшей интеллектуальной страты общества не могут отвлекаться ежесекундными промежуточными переходами между аппаратурой, теряя драгоценную концентрацию на объекте исследования.

Упрощенный интерфейс с голографическими устройствами ввода или инвазивные гарнитуры для управления воссозданной реальностью, судя по всему, считались немыслимой роскошью для ученых того периода. Гипотеза-ответ, в центре которого зияла идея об объективном технологическом прогрессе, закралась в размышления Спри: инвазивные электроды стали внедряться еще во времена таяния полисов – так почему же тогда в данной лаборатории не было и намека на подобный инструмент, ведь его насущность приравнивалась к баллону с кислородом для ныряльщика?

Посреди комнаты стоял центральный блок наблюдения: четыре огромных безрамных монитора блокировали вид на окно, за которым виднелся токамак.

– Какой же бардак, – процедил Спри, хрустя распечатками под ногами, как в осенний листопад: ступал он словно по хрупкой насыпи клена.

– Клем, что скажешь? – Ханаомэ Кид вдруг померкла. – Клем, прием.

– Что такое? – Крео не нравилась тревога, читавшаяся в интонации чиновницы.

– Связь. Ничего не слышно. Мы потеряли контакт с кораблем.

– Я пойду по кабелю и проверю, все ли с ним в порядке, – не дожидаясь одобрения лидеров группы, десантник уже унес свою дородную фигуру в коридор.

Бэа бесполезно кивнула могучей спине, армированной стальной бронезащитой.

– Интересно, что хуже: что, возможно, «Новые Фронтиры» был уничтожен или кто-то чужой проник в периметр муравейника, чтобы встретиться с нами? – Крео с подозрением кинул эту идею все еще озадаченным глазам Бэи.

Внезапно раздался зычный треск фрикционного устройства: карусель из слайдовых магазинов принялась описывать кольца вокруг своей оси; комната зашуршала множеством невидимых мотыльков.

– Диапроектор! – чиновница ткнула пальцем в образование луча в левой части помещения. Штатив с полотном держался набекрень: от полноценного падения завалившуюся конструкцию отделяла железная стойкость стола с кофе-машинами. С такой же невозмутимостью любой ответственный друг нес бы налакавшегося приятеля.

Ханаомэ Кид остановилась рядом с коробочкой, из-под черного корпуса которого сквозь кругленькое объективное окошко изливались подсвеченные клубы комнатной пыли: трехсотлетняя выдержка пропитала ее тем еще запашком. – Я такие штуки только в музеях видела. В какие же года ими умудрялись пользоваться?