– Забыли вырубить реактор? – Произнес мысли вслух внимающий ученым капрал Дуэ.

– Не-а, думаю, не забывали, – ответил Клем все с такими же стеклянными глазами, которые теперь всецело принадлежали морской лазури голограммы, – скорее, не могли найти способ отключить машину.

– Поясните, – хоть и в тихом, но приказном тоне скомандовала Ханаомэ Кид.

– Ни одна жаростойкая стенка вот этой сферической камеры, – Гек обвел ионизирующие испарения, как бы подразумевая нутро многокомпозитного бидона, – ни передняя, которая смотрит на источник энергии, ни, в конце концов, внешняя не выдержали бы на протяжении столетий такой беспрерывный напор термоядерной реакции.

– Вся оболочка, в итоге, прожарилась бы изнутри, и мы, сидя в своих агломерациях, ощутили бы на своей шкуре высвободившуюся опасную энергию, – закончил за Клема Клинтрек.

– Верно. А так как пространственная модель, успешно скомпонованная Аполло-2, с точки зрения временной динамики, свидетельствует о статичности… неподвижности, если угодно, источника, у меня язык не повернется назвать это управляемым термоядерным синтезом. Тут лучше бы подошло слово…

– Артефакт, – изящно завершил за геолога мысль Крео Спри.

– Именно, – Клем укоризненно пригрозил указательным пальцем многоликому стальному шару, так беззащитно и доминантно охваченному вниманию дотошных хомо сапиенс.

– Прекрасно, – прежнее ворчание проснулось в Клинтреке, – но я что-то не помню, чтобы мы включили в состав специалиста по ядерной физике. Наша задача была просто найти и доложить о потенциальном открытии руководству, а оно потом пусть само решает, что…

– Поподробнее, пожалуйста, мистер Клем, – начальнические задатки сквозили в требованиях девушки-чиновницы.

– Представьте себе термостойкий обелиск, выдерживающий энергию своих внутренних процессов так же, как и сосуды человека всю жидкость или желудок соляную кислоту, – Гек смотрел точно в глаза Ханаомэ Кид, – эта термостойкость естественна. То, что мы, возможно, видим перед собой это – не управляемый извне, а самоуправляемый термоядерный синтез. Как будто в защищенной множеством стальных контуров клетке, где осуществлялась термоядерная реакция или синтез… пес его знает – не важно! Как будто там, в этой сфере, управляемый неизвестной группой людей термоядерный синтез породил нечто, получившее способность самовоспроизводить в себе точно такой же термоядерный синтез – уравновешенный, безопасный, стабильный.

– Но это все догадки, верно? – уточнила Ханаомэ Кид. – Прошу прощения за грубость, но, мистер Клем, я договаривалась о вашем участии именно как геолога, а не ядерщика. Вы готовы пойти на риск… нет, вернее – Вы готовы помочь мне с моей убежденностью в аномальности этого, как вы сказали, артефакта и подкрепить апостериорной научной строгостью априорную женскую категоричность?

– Вот это ты завернула, Кид, – коллега по комиссии всегда сдавался перед бессознательным со стороны Бэи очарованием ее местами нелепого, но увесистого тезауруса.

– Я могу судить лишь по маленькой панораме, нарисованной лазерами проекторов, – стал оправдываться в собственной честности юный геолог. – И, да, моя специальность – не физика управления ядерными процессами, но, тем не менее, я с ней не понаслышке знаком. Нужно идти внутрь, чтобы убедиться в моих заключениях, выведенных на клочке жалкой голограммы. Не в обиду Аполло!

– Тогда нам ничего не остается, кроме как сделать это. – Каждый в тот момент услышал призыв Крео Спри, однако, куда важнее была панорама сплошного лицевого паралича, отправившего команду переваривать предложение сделать шаг в пустоту, обратную сторону которой припекало тремястами миллионами градусов. В похожие моменты человеческое безучастие, мирно плывущее в фарватере разумной безамбициозности, принимается нервно бить тревогу: отец ты или мать, дочь или сын, которые своей потерей сделают горе родителя непереносимым, или муж, поклявшийся любимой быть ее оберегающим бастионом, или же сама жена, отдавшая ему всю себя, – никто не горел лихорадочным азартом эмоционально непривязанных к бытовому уюту Спри и Бэи дать вызов судьбе. – И лучше нам не медлить.