Около четырех ста лет тому назад значительная площадь полярных льдов растаяла. Таившаяся под мертвыми снегами рать смертельной заразы чумным роем окутала значительную часть срединного материка, чудом миновав центральную всегломерацию, – все, что было южнее ее, перестало существовать. Когда, казалось, биоинженерия победила штамм, а в подвергнутых заражению зонах развернулись санитарные лагеря, где лечили больных, человечество внезапно сотрясло зловещее бедствие, явившееся биологическим отмщением за своих вирусов-предшественников: «слепая ярость» обращала людей в лишенных сознания живых мертвецов – она была тем самым вовремя незамеченным оружием природы, которое вознамерилось отомстить людям за надругательство над ней. Зараженные лишались зрения, их речь становилась бессвязной, в итоге опускаясь до обезьяньего уханья; волокна мышц укреплялись язвами и толкали больных на насилие. Население большой части срединного материка либо обратилось в зомбированных паразитов, либо пыталось выжить в подверженных риску биологической угрозы зонах, не имея возможности покинуть территорию, так как военные силы центральных земных властей установили карантинную зону по ее периметру: ничто живое или мертвое не имело право пересекать линию, отделяющую людской род от неминуемой погибели.

Когда сдерживание было признано слишком затратным и, по сути, всего лишь отсрочивающим десяти процентную вероятность проникновения заразы через кордон, совет комиссии по военным делам, минуя заседание Синклита Осевого Полиса и слушания Общественного Надзора, схватил руку всегломерационного советника и нажал ею на запуск ядерных снарядов. В отличие от планетарного лидера, ракетоносители с их немой категоричностью нельзя было посадить на стул перед оскорбленным лицом человеческой нравственности и придать общественному дознанию.

Небесные световые шоу созвездий, сверкавших в глазах космологов, заменило серией режущих отблесков ядерных грибов. Многое в ныне называемой концентрационной зоне тогда было стерто в порошок: людские надежды испепелялись с примесью рассеянных на ветру тел. Люди, пережившие ядерную бомбардировку, продолжали выживать, из раза в раз безрезультатно пытаясь сбежать из пораженных зон. Каждая ночь же для них была как последняя: после того, как солнце прощалось с пустынными набежчиками, ускользая за горизонт, люди, превозмогая грузность век, блюли ночной дозор. Под покровом ночи пустынных набежчиков (а их так стали называть жертвы грабежей, по року судьбы попавшие в пораженную зону) терроризировали мертвецы, эволюционировавшие под воздействием ионизирующего излучения.

Люди в этих местах выживали как могли, средства существования теперь потеряли границы морально допустимого и непозволительного: все, что добавляло день жизни, смиренно оправдывалось, даже если сам акт спасения был достигнут неприемлемо гнусной бесчеловечностью. Поэтому невезучие оказаться в пораженной зоне попадали на уязвимое со всех флангов место между молотом и наковальней – на крики о помощи никому так и не приходил немногословный воин дорог, сохранивший трезвость суждения о добре и зле.

Странный звук раздался из кустов.

Огненная струя жидкости выбросилась из брандспойта огнемета: габариты оружия не уступали крупнокалиберной винтовке. Смесь загущенного металлами напалма нарисовала пламенную дугу, ее горящий занавес почти закрыл захватывающий вид на древние дома-могильники. Для большей уверенности в непогрешимости внутреннего вычислительного ориентира Бэа посмотрела на индикатор заряда фотовольтаического элемента, заряжающего насос для подачи драконьего коктейля, – энергии оружия еще хватило бы на две минуты непрерывного пользования.