– Нет, этого будет недостаточно, – Спри был категоричен. Как он мог по-прежнему оставаться таким методично отрешенным, недоумевала девушка. – Сколько требуется еще сбросить груза с учетом выпускаемой шестой капсулы, Аполло?

– Не меньше девяносто килограмм для гармонизации положения судна в оси тангажа, – как будто намеренно, еще более пугающей хладнокровностью заключил омнифрейм по громкой связи. – Либо сейчас, либо никогда.

– Я знаю, как. Постой, – Бэа оторвалась от Спри и уже почти вышла из шлюзового отсека, как вдруг услышала за спиной опустившийся люк шестого челнока. Девушка закричала: – Нет, стой! Ты же погибнешь! Маска, возьми маску!

Ханаомэ Кид повело в сторону и почти подкинуло вверх, но та сноровисто ухватилась за брусья, вмонтированные на крышке люка, что отделял корабль от его пилотируемых капсул. По ту сторону оградительного окошка на нее смотрели не потерявшие прежнюю решимость глаза Крео.

– Что ты делаешь? Не смей! – Будь у нее силы, чиновница бы вскрыла люк, как консервную банку, но она – всего лишь представитель человеческого рода, жалкий своей немощностью перед несгибаемостью металла. – Я сброшу оборудование из грузового отсека.

– Пять секунд, – Ханаомэ Кид слышала обратный отсчет, который выщелкивал бесстыжий омнифрейм с безэмоциональной пустотой холостого выстрела. Девушка никогда еще не ощущала себя настолько беспомощной – ей хотелось взвыть от остервенения над собственной убогостью, так как она, позволившая безликому страху сломить ее, вот-вот потеряет что-то на редкость светлое в ее жизни.

– Не успеем. Прости меня, пожалуйста. Ничто не должно вставать на пути твоей миссии. Все будет хорошо. Отстыковка.

– Хотя бы маск… – Бэа не успела выговорить обозначение средства, которое могло бы продлить жизнь ставшему ей вмиг дорогим отщепенцу.

Перед ней предстала сплошная пустота: та, плавно уходя вниз по рельсовым путям, открывала вид на еще более глубокое равнодушие моря. Карусель аварийных огней – оттенки красного попеременно мчались по лицу Бэи – прекратила осевое вращение, ее пунцово-малиновое беснование заменило искусственное дневное освещение.

«Новые Фронтиры», слегка пошатываясь от бьющегося в лоб вихря, вновь приняло устойчивое положение в системе координат полета. Оставшаяся сила тяги двигателя пустила импульсы равновесия по скрытым в фюзеляже стальным клеткам Пуркинье.

Единственное, что оставалось безжизненным, был хвост судна, где зависшая в прострации девушка пыталась уговорить себя смириться с непозволительной утратой мужчины, триумф мирового открытия с которым в концентрационной зоне она надеялась разделить.

***

Силуэт женщины срастался с композицией монолитных построек, расположенных вдали чуть ли ни у самого горизонта. Такие же позабытые, как и времена ушедшей в небытие эпохи, они стояли совсем одни. Каркасы зданий проседали, над ними, в виде фонарных столбов-переростков, уходили ввысь терравосстановительные вышки. Эти преобразующие станции, точно сосредоточенные хирурги в ходе аутопсии, наблюдали за анатомическими особенностями железобетонных трупов, обнаженных гниением. Где-то среди остолбеневших учеников, наверняка, стоял и сам доктор Тульп.

Девушка нащупала на рукоятке удерживаемого ею крупного подавляющего средства кнопку спуска, но нажать на пластиковый бугорок не решалась. Она продолжала смотреть вдаль: грусть лишенных собственной истории детей, погребенных «слепой яростью» в концентрационной зоне, взяла в плен Ханаомэ Кид и не отпускала.

Да, именно так все и было. Отец ни раз рассказывал ей историю великого мученичества, когда в редкие для него дни свободного от работы времени он забирал на рыбалку маленькую дочь, горящую энтузиазмом всезнания.