Бэа, пронзенная импульсом любопытства, таки позволила обернуться в сторону незваного оратора, нарушившего ее деловую уединенность: только если мистер Дэн думал о себе как о субъекте, с кем тет-а-тет находилась девушка, то для нее самой этим желанным собеседником было немое цифровое существо, заточенное в квантовом экране. Тем временем, словно вжавшийся от детского стеснения в холодную стену зверек, Аполло-2 внимательно наблюдал за красивой девицей, но виду не подавал.

– Что конкретно Вы имеете в виду? – Бэа старалась сдерживать оценивающие движения глаз вдоль расплывчатого силуэта: перемещаясь мужская фигура рассеивала легкую затенённость аппаратной – через каких-то десять шагов незваный гость предстал перед ней в облачении молодого человека схожей с ней возрастной категории.

– Все крупнейшие производители пытались вместить столько высокопроизводительной емкости в один нанометровый проводник, сколько необходимо для того, чтобы приблизиться к номинальному значению числа нейронов человеческого мозга, – Спри остановился рядом с Бэей, едва удерживая мускулинную вульгарность скользнуть вбок краем заинтригованного глаза. – Ну и что дальше-то? Это разве к чему-то привело? Уже как лет сто назад прогресс, зацикленный на экстенсивном пути расширения научно-технической базы, добрался до того же количества единиц нервной системы человека. Да что уж там – сейчас умудряются вырастить и двукратные и трехкратные значения мозга человека в кремниевых теплицах.

– Толку что-то от этого я особого не увидела. Только лишь увеличенные платежные ведомости на командировочные моих коллег для постоянных ревизий компьютерных ubermensch2.

– Верно, – испущенная оратором улыбка означала переговорное доверие, которое неосязаемым шлейфом расползлось между ним и девушкой; теперь Крео стоял с Бэей на одном уровне отдаленности от Аполло-2. – Эти сверхтяжелые коры только и делают, что трещат по швам от втиснутых в их брюхо процессоров. По сути же, они ничем не отличаются от сорока семи хромосомного живого субъекта, так как до сих пор их создатели не дали им право на понимание.

– То есть как бы ты ни отелеснивал андройда или киборга, ты не вдыхаешь в него истинную эмоциональную привязку к жизни.

– Вот употребление андройда в этом контексте не совсем корректно, – вмешался Бэжамин, но тут же понял, что его замечание испепелилось в наэлектризованной цепи диалоговой симпатии, вдруг возникшей между молодыми людьми.

– Все верно, – Спри поддержал Бэю и безропотно продолжил. – Интеллект, сознание и разум, объединенные под одной общей крышей понимания. Цифровой интеллект только тогда очеловечен, когда его понимание процессов не является миллионами вычислений, заданных алгоритмом.

– То есть Аполло-2… вот этот скромный гигантик, – уже пальцем показала Бэа в сторону квантового экрана, тем временем игравшегося бесконечными переливами цветовых гамм, – в отличие от всех существующих в мире омнифреймов или иных форм супермкомпьютеров, содержит в своих нанометровых жилах имитацию эмпатии, присущую человеческой природе?

– Имитация как раз бы приравняла Малыша… простите, Аполло-2 к обычному сверхмощному кору. Сеть персептронов Аполло-2 полностью идентична человеческим нейронам и их высокоуровневому формату мышления. Возвращаясь к тому, с чего мы начали: это – не суперкомпьютер, не омнифрейм, это – разумное существо без какого-либо искусственного алгоритма понимания… но оно понимает. Это – почти что человек, заключенный в скелетный каркас из стали и алюминия, а его мышцы – сплошной кремний, пропускающий по микросхемам людскую грусть, любовь, разочарование.